...из пены морской. Инверсионная теория антропогенеза
Шрифт:
В настоящее время психология предстает, в основном, в виде орудийной дисциплины, излюбленным методом которой является тестирование. Разветвленная практика тестирования привела к обобщениям, которые приобрели доктринальный (и даже догматический) характер. Зачастую доктринерами в этой области выступают люди с дипломами психфаков, гуманитарный уровень которых ниже всякой критики. Они вполне серьезно считают предметом психологии дешевую прогностику, а именно: как поведет себя тот или иной «психотип» в той или иной ситуации выбора. Многие из этих «психологов» даже не слышали о «декартовой пропасти». Психология стала наемной служанкой политики, манипулирующей общественным мнением.
С
4. Зов бездны
Муссируемость выражения «декартова пропасть» объясняется философской «начинкой» этого понятия. Философия была родительской плацентой для нарождающейся психологии, актуальность и собственный предмет которой выявились после того, как Декарт вывел из теологического монастыря «мыслящую душу», т.е. сознание, в качестве предмета светского познания. Далее психологию «выводили в науку» физиологи, зоологи, социологи. При каждой новой попытке углубления в собственный предмет психологии, которым является сознание, зияла новая пропасть. Мы имеем право толковать о «пропасти Павлова», «пропасти Джемса», «пропасти Выготского».
«Пропасть Павлова» вызывающе зияет между первой и второй сигнальными системами. Введя данные понятия для различения инстинктивно-рефлекторного образа действий, характерного для животных, и знаков человеческого языка, Павлов решил, что принципиального различия нет. Психология человека — это физиология нервной деятельности на уровне второй сигнальной системы (включающей в себя мышление-речь).
С другой стороны, научная честность не позволила Павлову и его школе пройти мимо такого факта, как антагонизм двух сигнальных систем. Оказалось, что вторая сигнальная система постоянно оказывает подавляющее и угнетающее воздействие на первую. Графически их следует представлять не как две трубочки для мороженого, удобно вложенные одна в другую, а как два конуса, обращенные друг к другу остриями.
Данный вывод школы Павлова можно считать методологическим основанием инверсионной теории антропогенеза, главным постулатом которой является следующий: сознание человека — не итог медленного поступательного развития психики животных; в его основе лежит преображение, инверсия, решительный перелом, обратный ход. Ниже читатели смогут убедиться в этом на конкретных примерах.
Павлов считал, будто качественным отличием человеческой психики является способность вырабатывать рефлексы на условные раздражители, т.н. «рефлексы второй степени». В лабораторных опытах животные показали свою способность вырабатывать рефлексы второй степени, а потом третьей, четвертой, пятой, шестой, седьмой. Поняв, что это путь «дурной бесконечности», Павлов прекратил опыты. Возникновение второй сигнальной системы невозможно объяснить, возводя первую сигнальную систему в какую угодно степень сложности. Пропасть. Более непереходимая, чем декартова, ибо - отталкивание, как между двумя полюсами магнита.
Называется, «упростили» проблему путем ее сужения (ясно, что психофизический дуализм по объему понятия шире психофизиологического). На самом деле еще более усложнили подходы к ней: вместо гати - топь еще одного отрицательного результата, причем, очень значимого.
Предтечей бихевиоризма следует считать, на мой взгляд, американского мыслителя Вильяма Джемса, работавшего в конце 19- начале 20вв. Он ввел в обиход понятие
В психологии это отрицание вылилось в «бунт против сознания», как предмета науки. Сознание, как непрерывный процесс, в котором нет никаких «остановок», - вот коренная идея Джемса, которого иногда зачисляют также в «родоначальники экзистенциализма» (хотя это, безусловно, преувеличение: доктринальная идея экзистенциализма отнюдь не «поток сознания»; следует различать форму самовыражения и содержательную сторону).
Поведение можно разделить на акты, поэтому здесь возможны эксперимент и применение объективного метода. Над сознанием экспериментировать бесполезно, ибо оно имеет только «транзитивные» (переходные) состояния. Субстантивов (этапно завершенных, свое достаточных статичных состояний) в сознании нет. Экспериментировать над ним — все равно, что резать ножницами текучую воду.
Джемс объявил всю экспериментальную психологию, имеющую предметом сознание, лженаукой. Вспомним, что еще недавно экспериментальная психология, именуя себя «объективной наукой», объявила лженаукой субъективную психологию интроспекционизма.
Ясно, что после такого «мозгового штурма» (а идея «потока сознания» очень быстро вошла в моду) психология вынуждена была поменять свой предмет (я бы сказал: изменить ему), перейдя от изучения сознания к исследованию поведения и «пошла по рукам» чужих для самой себя, как науки, специалистов, — зоологов.
Сам Джемс, выговорившись очень эмоционально, бросил заниматься психологией и целиком переключился на философскую проблематику. Это произошло не только потому, что психология ему «надоела». Он, гуманитарий чистой воды, не мог конкурировать с зоологами в исследовании поведения животных, а без этого уже никак нельзя было обойтись, ибо психология стала сравнительной наукой, не имеющей предмета в себе самой. Такова «ирония истории»: попытка поднять сознание на недоступную высоту обернулась низвержением сознания, как предмета науки.
С другой стороны, как говорилось выше, сознания «стало слишком много», оно «нашлось» даже там, где его нет, и не может быть. Зоологи, ставшие психологами, тут же начали проповедовать антропоморфизм, начиная чуть ли не с амебы. Вообразив себя Богом, американская наука щедро наделила разумом всех бессловесных тварей.
«Пропасть Джемса» — это непереходимая бездна между непрерывностью и прерывностью, между дискретностью и «потоком сознания». Соединить эти два начала можно только на спекулятивной метафизической базе единства противоположностей, в позитивной науке они в принципе несводимы вместе. Разводить такие стрелки можно только с той высоты, на которой стоял Гегель. Правда, с этой вершины не видно конкретных мозгов.
Психология переключилась на животных, потому что их поведение представало, как отдельные акты. Мотивы легко поддавались фиксации и интерпретации. Физиологический механизм был понятен, благодаря «рефлекторной дуге», имеющей начало, проводники (афферентные, эфферентные волокна) и конец. Психология, впрочем, не смогла уйти от человека и проблемы сознания. Она перетекла в другие сферы познания: литературу и искусство, которые, - видимо, в качестве замещения, — в начале 20в. определялись психологическими установками, обостренным вниманием к внутреннему миру с его вопиющими противоречиями. Психологическая интроспекция, как метод познания, перешла в литературу и искусство.