...Либо с мечтой о смерти
Шрифт:
— Договорились.
Девушка вскочила с лавочки, где мы болтали, собираясь ретироваться.
— Подождите минутку!
— Что еще?
Я разгладил листок со списком и вывел вместо прочерка у номера первого кривые слова: «Разговор с испанцем».
— «Разговор с испанцем»? — удивилась она, прочтя. — Вы хотите провести спиритический сеанс? Мешают спать лавры Дины?
— Отнюдь. Молодой человек жив.
— Не может быть. Шутите!
— Не верите — убедитесь сами. Только для этого необходимо обладать определенной спортивной подготовкой.
—
— Надо будет перелезть через забор. Но я помогу. Думаю, мы справимся.
— А вы уверены, что разговор с этим… молодым человеком можно отнести к категории жизненных удовольствий? Да еще пунктом первым?
— Не уверен, — не стал я кривить душой. — Но пусть это действо не начнет, а завершит список. Будет время подумать, хотим ли мы его, или и без того достаточно полноты сладостных ощущений.
Глава 37 ПОСЛЕДНИЕ РАДОСТИ
— Скажи честно, ты в меня влюблен? — спросила пьяная Юдит.
Мы пили не из бокалов, а из больших чашек, коктейль же сотворили в трехлитровой кастрюле, которую позаимствовали на кухне. Адская смесь из всего, что попалось под руку: виски, пиво, апельсиновый сок, корица, перец.
Устроили попойку в одном из моих заветных местечек — в Саду Камней. Я убедил Юдит, что ей понравится — и ей понравилось: глаз радовали разбросанные на густом мху валуны разных форм и расцветок, а невысокая травка, перемежаемая песком и лишенная колючек, нежила босые ступни.
— Нет.
— Врешь!
Алкоголь сделал ее фамильярной и хихикающей, но прищур глаз и складка у губ оставались недобрыми и едкими.
— Зачем мне врать? С первого взгляда ты показалась мне похожей на дочку, к инцесту же я не склонен. Приглядевшись, понял, что сходство мнимое: вы кардинально разные — и внешне, и внутри. Но кроха нежности осталась. Позже, когда узнал о твоем заветном стремлении, нежность трансформировалась в жалость. Твой острый язычок и перманентное подростковое хамство порой раздражают, заставляют досадовать. Вот и весь коктейль из трех компонентов: жалость, раздражение и кроха тепла.
— Вот и весь коктейль… — пробормотала она и, сморщившись, залпом выпила оставшееся в чашке пойло.
Разочарована и обижена. Ждала пьяных признаний, объятий, слез, а то и похотливых настойчивых рук (почему бы и нет?) Дубина, хам, — обругал я себя. Забыл о пункте номер четыре: безудержные комплименты в одни ворота.
Я виновато хохотнул и открыл рот, чтобы исправить оплошность:
— Впрочем, я покривил душой, малышка. На самом деле…
Но договорить мне не дали.
— Хочешь, я скажу тебе, кто твоя дочь? Она шлюха!
Я опешил.
— С чего ты взяла?
Юдит облизнула губы и злорадно усмехнулась.
— Разве ты сам не называл ее этим словом?
— Называл. Еще и не так называл. Но я имею на это право. Но никто посторонний…
— Постороннему ты перегрызешь за нее глотку, я понимаю. Но не в
Я кивнул.
— Вот. А жены нет: либо уморил, либо сбежала.
— Но ведь я рассказывал, очень подробно рассказывал…
— Я помню. Ты многое смягчил в своем рассказе. Свободолюбивый подросток, да? Мягко сказано. Кстати, во французском языке слова «свобода» и «развратница» однокоренные: «либерто» и «либертина».
— При чем тут французский язык?
— При том, что не надо врать, когда исповедуешься — от этого исповедь теряет весь смысл. Если одна-единственная дочечка, свет в окошке, довела папочку до острова Гиперборея, она шлюха, какие бы эфеменизмы этот самый папочка ни подбирал. Подростковый бунт, видите ли. Попросту нимфоманка! Больше того — бездушная шлюха. А еще лгунья и воровка. И предательница.
— Прекрати!..
Я едва сдержался, чтобы не влепить в хмельное кривящееся личико пощечину. Даже отвел назад правую руку, но вовремя осадил себя и расслабил мышцы.
Боже, зачем она так… (А как же танец, на который нужно смотреть с вершины горы?) Неужели настолько глубоко обиделась, что ее юные прелести не вскружили голову одинокому неврастенику? Кретин. Надо было признаться в пылком чувстве, в любви с полувзгляда, изобразить судороги страсти и бурю похоти (сославшись при этом извиняющимся тоном на мужское бессилие как результат хронических стрессов) — и всё тогда было бы мило и сладко.
И не исправить уже. Никак.
Идиот. Урод.
— Нет, это ты шлюха, — жестко прервал я поток изливаемых помоев, презрев и галантность, и жалость. — Знаешь, наверное, о таком психологическом феномене, как проекция? И лгунья. И предательница. Забыла, с какой целью мы сидим здесь и надираемся? Злобная маленькая дрянь, спасибо за доставленную последнюю радость!
Юдит презрительно расхохоталась.
— Пожалуйста!
— Ты злая. Лучше быть шлюхой, чем злой. И в страшном сне не хотел бы подобную тебе дочку.
— Типичный мужской шовинизм! Вы, узколобые проповедники мужского превосходства, воспринимаете женщин либо как добрых и безотказных шлюх (особенно хорошо, если дешевых), либо как безгласных кухонных рабынь.
— Не ожидал, что имею счастье беседовать с оголтелой феминисткой! До этого ты хорошо маскировалась: даже удалось создать впечатление ума, лишенного половых признаков.
— Да я…
— Еще вопрос, кто из нас узколобый! В последние пару десятилетий отношение к шлюхам в обществе кардинально поменялось. Моральные критерии встали с ног на голову. Сейчас стыдятся затянувшейся девственности и гордятся постельным списком. Быть мисс Казановой и Доньей Жуаной не стыдно, а престижно!
Тут я заметил, что цитирую свою дочь — именно то, с чем в былые времена яростно спорил. Стало совсем тошно. Докатился! Рыча от ярости на самого себя, поднялся, едва не упав (выпитое дало о себе знать), и, пошатываясь и спотыкаясь, побрел прочь по тропинке меж валунов.