07-Требуется чудо (Сборник)
Шрифт:
Правда, тот же Лифлянд как-то говорил Ильину, что в далекой Африке, среди кактусов и агав, тоже родится кое-какая изящная словесность, но поскольку южноафриканские комми существуют в изоляции от остального мира (и ООН к тому руку, то есть голос, приложила…), то узнать, насколько она изящна, не представляется возможным. Границы на замке.
Действие
Пуст был переулочек, пуст и глух, ну хоть бы какой-нибудь полицейский на своем желто-синем «мерсе» для смеха сюда зарулил, чтоб Ильин ему сдался, а этого рыжего террориста чтоб повязали. Так нет! Куда смотрит гебе, и не хотел, а удивился Ильин, какого
Мысль тенью скользнула по какой-то неглавной извилине в трахнутом взрывом мозгу Ильина, но не испарилась вовсе, а зацепилась за что-то в мозгу, за случайный синапс, и осталась там — до поры.
— Проходите, Иван Петрович, — повторил бородатый, в бороду же и улыбаясь, и еще ручкой пополоскал перед собой: — Милости просим.
— А если не окажу милости? — Ильин стоял посреди тротуара, засунув руки в карманы, и праздно задавал праздные вопросы. — Если я домой хочу? Если вы, милейший, мне подозрительны, а ваш бездарный водила и вообще мерзок? С каких это пор безвинного человека среди бела дня суют в лилипутскую машину, влекут невесть куда на опасной скорости и еще пинают в шею «вальтером», калибр 9 мм, с глушителем?..
— Неужто? — изумился бородач. — Миша, это правда?
Пейсатый Миша тут же мелко приплясывал, будто рвался в сортир, вулканически распираемый изнутри, а его, блин, не пускали, вопросами мучили, потому он и заныл торопливо и склочно:
— Он меня убить грозился. Борода. Честно! Вы на его руки гляньте. Гляньте, гляньте! У него же кулак с голову скаута, он бы и убил, если б не мой «вальтер», не мой «вальтерчик» золотенький… — И вдруг завыл на высокой ноте: — Ой-ей-ей-ей-ей…
Ильин отошел подальше, Ильин уже был сегодня в психушке, а Борода (фамилия? Прозвище? Кличка?..) спросил:
— Ты чего?
Рыжий прервал вопль и деловито сообщил:
— Молоко. Молоко и огурцы. Мочи нет совсем…
— Ну, беги, — разрешил Борода, все, по-видимому, поняв, и рыжий снялся с места и сразу исчез, вроде бы телетранспортировался. Как Ильин со своим «МИГом». — Понос у него, — объяснил Ильину Борода. — Обожрался, гад. Вы понимаете, Иван Петрович, с каким материалом приходится работать? Но другого нет. В революцию, любезнейший, всегда тянуло убогих, обиженных Богом и людьми, закомплексованных, ибо что может быть лучшим ключом к собственным комплексам, как не стихия революции, позволяющей тем, кто был никем, стать всем… — И эдак-то он за талию Ильина прихватил, мягко-мягко повел по ступенькам, тираду свою излагая, и ввел в прихожую, где помог снять куртку и повесил оную на оленьи рога, торчащие из стены. Олень, похоже, остался по ту сторону стены, проткнул ее с ходу да так и сдох, не выбравшись на волю.
— Как бы и мне здесь не сдохнуть, — праздно посетовал Ильин. А Ангел согласился:
— Болотом пахнет, чтой-то мне здесь не нравится.
— Из-под машины ты меня спас, паром я обварился — в «Максиме», что теперь по предсказанию? В околоток? — Ильин отлично запоминал прорицательства Ангела, привык запоминать, потому что они все — как один! — сбывались. Или не сбывались, если Ангел успевал вмешаться. — Или «Максим» и психушку в Сокольниках можно считать околотком?
— Не знаю, — сказал Ангел с сомнением в голосе. — Пожалуй, нельзя считать. Ресторан — это ресторан, а околоток — совсем другое… — Высказав сию мудрость, он предположил: — Может, это вот и есть околоток? А Борода — главный околоточный… — засмеялся. Закончил: — Бди, Ильин. Я с тобой.
Прозвучало,
— Лады, — осторожно решил Ильин, — потерпим малек, время пока есть.
— Ага, — лаконично подтвердил Ангел, — потерпи. Да и кто тебя станет искать в этой дыре? Если, конечно, все заранее не подстроено… Но тогда тала-а-антливо! Масштаа-абно! Операция «Буря в болоте». Кто бы, правда, объяснил: на кой ляд столько шухеру? Одних гебистов на тебя — сколько? В рентхаусе, потом в «Максиме», санитары еще вон… А если еще и эти революционеры оттуда же — мама моя родная, которой у меня не было!.. Ты же ведь всего-навсего — слесарь чокнутый рядовой, а не президент США…
— Думаешь, подстроено? — заволновался Ильин. Он-то решил, что временно оторвался от гебистов, хвосты обрубил, и, хотя и попал в очередной местный дурдом, все ж условия игры в нем, в дурдоме этом р-революционном, другие, нежели в гебе, попроще — под стать району, дому, переулочку, палисаднику. Одно слово — не «Максим». Да и привык он в прежней жизни к р-революционной ситуации, в прежней жизни все были р-революцией вскормлены (с меча), вспоены (со щита) и сильно ею вздрочены. А уж р-революционной терминологии Ильин за летно-командно-политически-идейные годы наслушался до смерти. Даже амнезия не помешала кой-чего запомнить. Можно попробовать на чужой сдаче вистов набрать… Но если все и вправду подстроено… Из-за чего? Опять из-за «МИГа» в трясине?..
— Ангел, овладей ситуацией, — сильно заволновался Ильин (и все это, заметим, пока шли с Бородой по длинной прихожей до двери в комнату. Обмен информацией с Ангелом проходил на суперскоростях синапсической связи между нейронами — вот так мы завернуть можем! — ни одному гебе не засечь!). — Хранитель ты иль не хранитель? Что там за дверью, говори!.. — Нечаянно получились стихи. Но больное воображение рисовало и красивую засаду с базуками и автоматами типа «стэн», а во главе засады — давешнего гебешника с ядовитой улиткой типа эскарго во рту.
— Едят за дверью, — коротко ответил Ангел, вроде бы косвенно подтверждая наличие улитки. На стихи он внимания не обратил, чужд был высокой поэзии. — Жрут, хавают, берляют, вот и вся ситуация. А кто они — не понимаю. Для гебистов — слишком примитивны. Но, может, так надо — чтоб примитивны. Чтоб твое, то есть мое, внимание усыпить. А вот им всем!.. — В данный момент Ангел, имей он телесный облик, показал бы «им всем» известную фигуру оскорбления, но телесного облика он не имел, фигура осталась в воображении, а Борода толкнул дверь в комнату и вежливо (что ж они все такие вежливые — прям спасу нет! Что гебисты, что революционеры!.. Это-то и настораживало…) пригласил: