100 рассказок про Марусю. Вполне откровенные и немножко волшебные истории про Марусю и других обитателей Москвы. Книга вторая
Шрифт:
Признав ошибку, гид Эльшан театрально схватился за голову, а Маруся пригорюнилась: «Быть может прав был Тимур Валерьевич в том, что тогда, энное количество лет назад, я у турок успехом не пользовалась? А теперь, выходит, привлекательнее для них стала? Может быть, играют роль обретенные мною с тех пор колдовские способности? Но тогда получается, что они против воли моей срабатывают! Не по нраву мне такие выкрутасы».
Подумала – и забыла. И несколько дней потом об этом не вспоминала.
Каждый день отдыха добавлял Марусе молодости. И только,
«Не ко мне ли это снова обращаются? – с растущим раздражением подумала Маруся. – Или у меня навязчивые слуховые галлюцинации? Ведь известно: то, чему усиленно сопротивляешься, так и лезет к тебе, так и лезет…»
Оборачиваться на чужое имя Маруся воздержалась. Однако вечером, с целью выяснить раз и навсегда, случайно отельный гид ее Наташей называл или же будит она в турках идиотское желание именовать ее фамильярно-нарицательно, решила Маруся прогуляться по городу.
На улице мужчины, как турки, так и туристы, на Марусю поглядывали с интересом, но ожидаемое имя в ее адрес не звучало.
«То была чистой воды случайность, – успокоила себя Маруся. – Наверняка у гида есть знакомая, на меня похожая. Вот и путался он, привычке потакая».
С такими мыслями завернула она в кондитерскую лавку, чтобы купить лукум.
В лавке встретил Марусю продавец лет двадцати пяти. Обслужил он Марусю по первому разряду и на прощание одарил ее всяческими сувенирными мелочами.
– Это за что? – смутилась Маруся.
– Просто так. А вернее потому, что Вы мне нравитесь, – отвечал продавец. – Приходите еще, я хотел бы с Вами подольше пообщаться. Знаете, как обычно люди разговаривают: бла-бла-бла, бла-бла-бла… Ни пауз, ни акцентов. А Вас приятно слушать, потому что Вы всегда в нужном месте точку ставите.
Благосклонно приняв неожиданно затейливые похвалы, Маруся улыбнулась.
– Не могу не отметить, – продолжил ободренный Марусиной улыбкой продавец, – для своего возраста Вы классно выглядите!
«Для какого такого возраста, маленький паршивец?!» – мысленно возмутилась Маруся, но благодушие ее и после такого продавцового ляпа не покинуло.
Нагруженная свежим душистым лукумом и ничуть не расстроенная корявым комплиментом, распрощавшись с продавцом, Маруся двинулась к выходу. И уже с облегчением приготовилась она сделать вывод о том, что нежеланное чужое имя как не касалось ее раньше, так больше никогда и не коснется, как вдруг продавец нагнал ее у самого выхода.
– Мы с Вами так хорошо беседовали, а имени Вашего я так и не узнал, – сказал он, поблескивая черными глазами. – Я – Камиль.
И только Маруся рот открыла, чтобы взаимно представиться, как продавец Камиль, будто опасаясь услышать нечто, противное его ожиданиям, приложил одну руку ко лбу, другой останавливая Марусину речь.
–
Маруся чуть пакеты из рук не выронила.
– Маруся, – сказала она тихо, мигом растеряв все свои накопленные за неделю курортные силы. – Меня зовут Ма-ру-ся!
Продавец Камиль растерянно закивал.
– Повторите по слогам, – ровным тихим голосом попросила Маруся. – Ма-ру-ся! И никаких Наташ! Слышите?! Ма-ру-ся!
И, дабы не дать выхода закипающей злости, Маруся спешно направилась к выходу.
– Что в имени твоем? – донеслось до нее, когда она уже одной ногой на улице стояла.
«Мерещится что ли?» – вздрогнула Маруся и на выходе притормозила.
– То, что зовем мы розой, и под другим названьем сохранила б сладкий аромат… – уловил Марусин слух продолжение декламации.
До крайности удивленная, она обернулась.
А продавец Камиль подскочил к ней, приложив руку к сердцу.
– «Что в имени тебе моем? Оно умрет как шум печальный…». А это уже про меня, Маруся. Поскольку знаю я, что наша встреча будет Вами сегодня же забыта.
– Навряд ли, – все еще хмурясь, искренне пообещала Маруся. – Такого уникума нескоро забудешь. Откуда у Вас сии литературные познания?
– Вы не смотрите что я продавцом работаю. Я и английскому, и русскому не по верхам обучался. Всего Шекспира на английском и в русских переводах прочитал, «Войну и мир» – в оригинале, и Пушкина штудировал.
– Раз уж Вы такой образованный, – окончательно оттаяла Маруся, – скажите мне на милость, правда ли, что турки всех русских женщин именуют Наташами?
– Как Вам сказать, Маруся, – замялся продавец Камиль, но под Марусиным испытующим взглядом сдался. – Правда. Это чистая правда.
– Но почему?! – с возмущением воскликнула Маруся. – Что это за фигня, позвольте поинтересоваться?! Что за обезличивание?!
– Но что же здесь плохого? – сделал попытку заступиться за соотечественников продавец Камиль. – Вспомните Наташу Ростову! Какой прелестный образ! Жену великого Пушкина тоже Наташей звали! Помните? «…передо мной явилась ты, как мимолетное виденье…»
– Ладно-ладно, – примирительно согласилась Маруся. – На том и остановимся. Кстати, стихи, которые Вы только что цитировали, извольте знать, посвящены девушке по имени Анна. А про жену свою, Наташу, Александр Сергеич писал: «Творец тебя мне ниспослал. Тебя, моя Мадонна, чистейшей прелести чистейший образец…». Невнимательно Вы, молодой человек, Пушкина штудировали.
«Зелень неотесанная!» – беззлобно хмыкнула про себя Маруся, помахав продавцу на прощание.
Придя в отель, связалась она в скайпе с Алёной Николаевной, чтобы рассказать ей о своих околоименных проблемах.