100 shades of black and white
Шрифт:
Она пишет ему в два ночи? Сама?!
Бен дотрагивается до экрана, и тот послушно загорается — белое и черное, совершенно пустой чат, обнуленный как и его жизнь, и всего одно слово, но оно... радует.
“Ren”: Ага.
“Rey-of-Jakku”: Не спишь? — точно ей нужно убедиться еще раз, пишет она.
“Ren”: Нет.
Молчание повисает ровно настолько, что Бен уже подумывает добавить к этому враждебному отрицанию хоть пару смайлов, чтобы вернуть все обратно.
“Rey-of-Jakku”: Не хочешь прокатиться? — внезапно предлагает она. — К воде
— Хах, — он смотрит на свои ноги, прокатиться? У него и свой байк есть, инвалидный. В жизни он ни за что ей таким не покажется, уж проще удалиться из чата, быстро, без слов, и забить.
“Ren”: Нет.
“Rey-of-Jakku”: Жаль. Там сейчас хорошо. Прости, что побеспокоила, — она ставит точку, и ее статус тут же сменяется красным, ее больше нет в сети, и Бен это чувствует практически буквально. Словно его какой-то важной части лишили.
— Вот идиот! — он проклинает себя, проклинает гребаные ноги, всю свою жизнь, но прекрасно понимает — все так, как и должно быть.
Зато заявляется на занятия в понедельник, с видом, будто его уже привезли на казнь и сейчас готовят стул. Нет, стул действительно подготавливает Хакс, только это кресло, хорошее, и сдохнуть на нем будет весьма проблематично, сколько ни умоляй того подбавить мощности.
— Какие люди, ого, — ухмыляется По. Не сказать, чтобы он выглядел совсем пораженным — а Кайло в душе так надеялся на это, хоть раз в жизни удивить кого-то до отвисшей челюсти — но приятно рад, это точно. — Ты почти пропустил все веселье.
— И что же веселого могло произойти в этом дурдоме? — хмыкает Бен, аккуратно вкатываясь в лифт, готовый унести его в глубины подвального этажа, в сам ад, в общем.
— Хакса повысили. Теперь зарплату ему сравняли с моей. Обидно, — морщит нос Дэмерон.
— Я-то надеялся, что я один тут такой незаменимый, а вот. Так что сделай вид, что ты рад, хоть сегодня. Он удавится.
— Это точно, — давит смешок Бен. Хакса вообще понять невозможно, да и относиться к нему нельзя по-обычному. Срется, орет, бухтит, значит, сегодня нормальный Хакс. А вот если будет молчать, можно вообще укатывать на приемную и требовать кого другого.
— Может, он просто псих.
— Но тогда бы ему не дали халат, нет?
Резонно. Бен вздыхает и дергает за колесо, когда лифт останавливается, с легким кашлем разводя створки. С другой стороны стоит Хакс — вспомни смерть, она и тут — с таким выражением, будто ему уже с утра насолили. И прилично.
— С днем рожденья! — дурным голосом тянет Дэмерон, подмигивая Бену. Хакс зеленеет, дергается, сейчас треснет, что ли. — С днем...
— Иди в жопу, придурок, — огрызается тот.
— Уже там, давно уже там...
Вот так они и едут, почетной процессией, один впереди, разве что не кипящий от гнева, хоть его всего лишь поздравили, даже за уши не оттаскали, следом Бен на коляске, а замыкающим Дэмерон, напевающий себе под нос знакомый мотивчик.
К концу
Но ему рано радоваться, потому что его ждет бассейн. Прямиком после электрического стула.
— Вы в курсе, что я не умею плавать? — задыхается он, отплевываясь от водяных брызг, которые сам же поднимает. — У меня, как бы... ног нету.
— Есть. И что самое интересное, ты возможно можешь ими подвигать. Еще можешь. Если постараешься.
На заднем плане стоящий у пульта Хакс только закатывает глаза.
— Обнадеживать безнадежных неприлично.
— А радоваться дню рождения, пусть и чужому, вполне себе нормально...
— Ай, да иди ты...
Они снова переругиваются, а Бен закрывает глаза и повисает в воде, держась за бортики.
Вода плещется у горла, теплая, жаль, не соленая, потому что до смерти хочется представить себя на побережье. В солнечных очках, под зонтом, обсыпая Рэй песком, поедая что-нибудь холодное, чтобы сводило зубы, вроде ломтя арбуза.
И это примиряет его с тем, что вода на вкус как хлор. И плавать он никогда так и не научится.
“Rey-of-Jakku”: Проходила мимо, хотела пригласить на бокал чего-нибудь. Даже лимонада, если что, — снова оставляет свое послание в бутылке Рэй. Выбрасывает штормом уже ближе к вечеру, когда Бен возвращается с клиники, вымотанный до смерти. У него все тело гудит, скручивает от боли, но в голове приятно шумит алкоголь, все же Хакс дался отпраздновать хотя бы чисто символически.
Написано днем, так что поздно откликаться. Да и что он скажет — очередное нет?
“Rey-of-Jakku”: Ты пропустил все веселье, Рен, — она отправляет ему фотографию ровно в полночь. На размытом черном фоне видны босые ступни, погруженные в воду. Никого рядом, всего лишь одна тень, падающая сверху.
“Ren”: Это по-твоему веселье?
“Rey-of-Jakku”: Ну, по крайней мере не жарко, — еще один снимок. Разбросанная по песку одежда, разлетевшиеся в сторону ботинки, один почти касается носком воды, другой наполовину засыпан, и Бен отчаянно пытается не думать, не рассматривать, вся ли одежда сейчас там.
“Ren”: Если замерзнешь до смерти, никто тебя не спасет, — от его шуток несет чем-то дерьмовым, будто ему хочется уязвить ее, подколоть, наверное, она чувствует это.
“Rey-of-Jakku”: Окей, — и снова отключается. Красный ник — Rey-of-Jakku, вне сети. Может, действительно замерзла. Или гонит под двести на пустой дороге, наслаждаясь свободой.
Бен закрывает ноут и идет — ну как идет, ползет — заниматься.
Зато никаких мыслей больше не остается.
Раз в сто лет ему все же приходится выбираться в люди. В толпу, которая кажется слишком уж чуждой, прямо таки переполненной неприязнью. Все говорят, что это только кажется, на самом деле им всем плевать, но проблема в том, что одному все же не настолько пофиг. Бену.