100 shades of black and white
Шрифт:
— Джесс... — это худшее, что вообще можно придумать. Такое работает только в идиотских мелодрамах по ТВ, которое уже никто и не смотрит.
— А что? Может, он задирает тебя именно потому, что ему хочется познакомиться. Удиви его.
Рэй начинает с того, что возвращается на час раньше. Специально отпрашивается с работы, бросает все и мчится домой, с каким-то странным раздражением — и откуда бы ему взяться?! — разглядывая мир за захлопывающимися створками лифта.
Не то чтобы ей хотелось, чтобы сосед следил за нею, это довольно крипово, но с другой стороны...
В их коридоре так светло, что, кажется, глаза сейчас вытекут. Все лампочки на месте, все сияют словно на параде, а ковер свернут и лежит рядом с дверью Рена. Небось в чистку решил занести, хотя какой смысл? Такое старье, что ни проливай сверху, хоть искусственную кровь, хоть настоящую, уже не отмоешь.
И она готовит ужин, то и дело отвлекаясь на будильник на мобильном, потом наспех моет волосы, потому что больше нечем занять себя. А затем устраивается под собственной дверью, чувствуя себя то ли идиоткой, то ли Джеймсом Бондом, только не в костюме, и без пистолета.
Ее соседа слышно как всегда сразу. Он поднимается в лифте, который скрипит так, будто сейчас развалится, и уже проходит мимо квартиры Рэй, а затем останавливается и наклоняется к глазку.
Он видит ее, он точно знает, что она там, понимает Рэй, задерживая дыхание. И, наверное, стоит ей пошевелится, да если сердце громко забьется, Рен точно поймет.
Он смотрит долгие пять-десять секунд, может, больше, а у нее заканчивается кислород, и перед глазами все плывет. И темный силуэт, и искаженное шрамом лицо, еще более светлое на фоне стянутых на макушке волос.
— Я знаю, ты там, — басит его голос, и по загривку табуном мурашки, будто он не снаружи, а тут, совсем рядом. За спиной.
Его кулак влетает в середину двери, заставляя Рэй сдавленно взвизгнуть. Она отскакивает назад, обхватывая себя за плечи, и, конечно же, не видит, что Рен улыбается.
А потом идет себе дальше, как ни в чем не бывало.
Удивить его? Черта с два, понимает Рэй, все еще вжавшись в острый угол шкафа, и там, наверное, уже синяк.
Это вообще под силу нормальному человеку?
Наутро, когда она выходит из квартиры, на полу раскатан новехонький ковер, такой черный, что кажется, будто ступаешь по самому краю Черной Дыры. А потолок ощетинился как минимум четырьмя камерами наблюдения, одна ровно напротив ее двери. И она так высоко, что не достать рукой.
Рэй все же прыгает, размахивая руками, но потом понимает, что это бесполезно. Нужно идти к Ункару. И это будет уже после работы, на которую она вот-вот — черт бы побрал этого Рена! — опоздает.
Камеры, конечно же, никто убирать не станет, Ункар только довольно потирает лапищами, так что скорее всего договор был такой, что все они останутся домовладельцу, когда Рен съедет.
Но это не устраивает Рэй.
— Это вообще-то вторжение в частную жизнь! — она еле сдерживается, чтобы не нагрубить Платту. Тот, конечно, не выставит ее вон, за аренду уплачено на полгода вперед, но сделать жизнь хуже — это запросто.
— Он поступил правильно, вообще-то, — удивительно,
Он смотрит на Рэй так, словно это к ней постоянно ходят какие-то непонятные бандиты с бейсбольными битами наперевес. Чтобы лампочки бить.
— Эй! — Рэй тарабанит в дверь Рена изо всех сил. Сегодня выходной, так что разговоры по душам в лифте откладываются. — Рен! — отвешивает она пинок ни в чем не повинной двери. — Слушай, это просто...
Он умеет быть тихим, и сейчас, когда дверь резко открывается, чуть не сбивая ее, Рэй застывает, словно пойманная с поличным за чем-то нехорошим. А она всего-то шла разобраться с камерами.
— Я... — осекается она.
Ее сосед явно с душа, и его... ну просто чертовски много. Слишком много обнаженного торса, блестящего от воды, и мелкое полотенце на плечах вообще ничего не скрывает.
Он будто все еще из того боевика, только рейтингом повыше, потому что такие мышцы ни за что нельзя прятать.
— Я насчет... камер, — все же удается ей закончить, не прикусив язык и не подавившись слюной. — Убери! — на зрелища она не падкая, ни разу. Или все же да... О черт!
— Убрать? — его тон слишком насмешливый, чтобы воспринимать все всерьез. Он над нею просто издевается, а Рэй глаза свои никуда увести не может.
Сколько на нем шрамов, ого.
— Сними хотя бы ту, что смотрит на мою дверь, — Рэй концентрируется на самом безопасном. Ручке двери, которая в опасной близости от джинсов, облегающих бедра. Темная дорожка волос уходит вниз от пупка и под пояс... господи, черт бы его побрал, да как тут сосредоточиться?!
— Нет, — отрезает Рен, заставляя ее поднять глаза. — Это все?
За его широченной спиной темно, ни пятнышка света, будто он привык жить по ночам. Как есть вампир.
— Ты не можешь. Это моя дверь! — последний аргумент все равно почему-то кажется ему неубедительным.
— Все еще нет. Пока, Рэй, — и он захлопывает дверь прежде, чем отваливается ее челюсть.
Он назвал ее по имени?
Этого достаточно, чтобы ночью он пришел к Рэй во сне.
Она ненавидит эти сны чуть ли не больше, чем кошмары о приюте. В тех, вторых ей всегда нужно бежать от кого-то из прошлого, кого-то страшного, кого-то... ищущего ее. А в этом она ворочается с одного бока на другой, и все тело горит от невесомых прикосновений мужчины, чье имя она так и не знает.
— Рен, — стонет Рэй, чувствуя, как он заполняет ее целиком, всю без остатка, проникая не только в тело, но и в разум, и устраивается там, — пожалуйста... — она выпрашивает так, словно это последний вдох перед погружением. Тянет за черные колючие волосы, обвивающие ее запястья крепче веревок.
И он берет ее на руки, вытаскивая из одного мира в свой, где темно, где нет ничего, кроме мрака и ярких пятен камер по углам.
И сон уходит, распадается, а Рэй приходит в себя под дверью снаружи. В одном белье, она стоит под камерой и раскачивается со стороны в сторону, словно безумная. или потерявшаяся.