100 shades of black and white
Шрифт:
И ему становится лучше.
А потом свет погас.
====== Out of the darkness and back (Рэй/Кайло Рен) ======
Комментарий к Out of the darkness and back (Рэй/Кайло Рен) Matthew And The Atlas – Out Of The Darkness – наверное, это именно то, что я хотела высказать своими словами, но у меня вряд ли бы вышло так, как в песне.
Осторожно, крипи-Рен. Нон-кон. И безнадега.
Все, как я люблю.
Ну и посвящается Ashatry, потому что это была ее замечательная идея, которую я все равно извратила)
Все
На самом деле хороших концов не бывает.
Из всех детей, что работают у Ункара Платта, Рэй самая маленькая.
Тощая и грязная девчонка, с тонкими ручками и яростным взглядом светлых песочных глаз, она без устали таскает ведра с драгоценной водой, закусив губы.
Она никогда не плачет и только молчит, растирая побелевшие от напряжения ладони. Смотрит, как на содранной коже проступает кровь. А потом надевает перчатки, которые не сильно спасают, и берется за работу снова.
Ее норма — тридцать ведер в час. Тридцать тяжеленных подъемов на песчаный склон в самый солнцепек, а затем спуск обратно, медленно и аккуратно, чтобы не проронить ни капли. Иначе Ункар Платт будет злиться.
Хотя он всегда злится. И от трепки не сбежать никому их них: ни ей, ни еще паре дюжин других детей, работающих за тоненький листок пластика с закатанным внутрь пайком.
Этой еды хватает разве что на то, чтобы продержаться на ногах еще один день. И уже к ночи, когда жара спадет, ожесточенно царапать еще одну зарубку на металлической обшивке корабля.
Эта длинная зазубрина, кривая и прерывистая, видна куда лучше, чем первые, слабенькие и еле заметные.
Просто Рэй не собирается сдаваться. Она никогда не сдается.
— Ты уродина, — дразнят ее мальчишки. Им гораздо проще, чем ей. Они выше и сильнее, а у нее есть только бесконечная бездна упорства и желания выжить просто назло. Так что она таскает ведра с водой с ними наравне, терпит их издевательства, щипки, затрещины и тычки под ребра. Она знает, что они пытаются сжить ее с этой работы, отправить к остальным девочкам. Только она не хочет. Однажды случайно увиденного раза ей хватило на всю жизнь. Так что она держится от темного и полукруглого здания подальше. И всегда, проходя мимо, закрывает уши, чтобы не слышать плача и жалобных стонов.
Ей повезло, что на нее никто никогда не посмотрит так, как на остальных. Ей повезло, что она тощая, маленькая и страшненькая.
— Твое место среди остальных, — их вожак, злобный и коренастый забрачонок, неизвестно как попавший в рабство к Платту, ненавидит ее больше всех. — Маленькая шлюшка, — повторяет он слова, которых нахватался от взрослых мужчин, просиживающих в кантине Ункара с утра и до ночи. — Вот и отправляйся к ним, — он толкает ее в плечо, и Рэй шипит от боли, потому что завтра скорее всего не сможет
Она никогда не огрызалась в ответ, понимая, что это только раззадорит их. Но теперь не может смолчать. Потому что из-за этого придурка завтра останется голодной. И, скорее всего, не только завтра.
— Отстань от меня, — шепчет она сквозь зубы.
— Чего? А ну-ка повтори, маленькая шлюшка, — забрак кривится, пытаясь передразнить ее, — давай, и я покажу тебе твое место.
— Отстань от меня! — Рэй набирает воздуха в грудь и кричит изо всех сил. А потом делает то, что никогда не делала. Дает сдачи.
Со всей силы бьет ему кулаком по зубам и смотрит, как течет кровь, невозможно яркая, словно ненастоящая, по сизому подбородку.
— Я же сказала тебе, чтобы ты…
Она не успевает договорить, как он принимается колотить ее. Сначала валит на землю, лицом в песок, и со всей силы пинает ногами. Подбадривая остальных и приглашая присоединиться.
Мальчишки набрасываются на нее словно стая песчаной саранчи, они лупят по рукам, ногам, голове и телу, и Рэй не знает, как ей закрыться.
Она просто лежит, свернувшись в клубок, и воет, захлипаясь от невыносимой боли. И желания отомстить.
Их отгоняет громкий шум, доносящийся из приземистого здания рядом. Там сейчас будут раздавать еду, все в соответствии с наработанным за день, поэтому они уносятся такой же живой и безликой массой рук и ног, громких голосов. Рэй остается лежать, она не в силах даже пошевелиться, но ее глаза, заплывшие из-за синяков, все еще могут словить силуэт вожака, оставшегося в дверях, чтобы понаблюдать за ее мучениями еще хоть секунду.
— Я тебя… — она даже не говорит это, не шепчет, просто громко думает, надеясь, что это дойдет до него.
Она встанет и даст сдачи. Не сегодня, но в другой день. Она выдержит все.
Забрак бычится, наклоняя голову и показывая ей свои рожки, и предупреждает:
— В следующий раз я тебя убью, — а потом исчезает следом за остальной своей компанией.
Он не шутит. Дети пустыни, вечно голодные, грязные и готовые продаваться за кусок чего-нибудь, что можно пожевать и не подавиться — никогда не шутят.
Но она ничего не может.
Ни-че-го. Она одна, и ее никто не защитит.
— Пожалуйста, — Рэй давится песком и слезами, задыхаясь от боли. Она даже сама не знает, кого просит. Великую Силу? В которую сама не верит? Какая разница. Она просто молится, чтобы случилось чудо, — пом-м-моги мне, — ей нельзя плакать, потому что в пустыне никогда не хватает воды, и тратить ее на самосожаление она не может, но и остановиться не в состоянии.
— П-п-пожалуйста, — ее израненные руки загребают песок, желая закопаться в жар и унять боль, — кто-нибудь…