100 великих приключений

Непомнящий Николай Николаевич

Эпопея «Челюскина»

Зимой 1934 года люди Страны Советов с замиранием сердца следили за спасением экипажа и пассажиров парохода «Челюскин», раздавленного льдами в Чукотском море. Вокруг этой истории власть умело раздувала пропагандистскую шумиху. Эпопея челюскинцев, несомненно, стала героической страницей в истории освоения Арктики. Только героизм этот, похоже, явился результатом откровенной авантюры…

* * *

Летом 1932 года пароход «Александр Сибиряков», на борту которого находилась экспедиция О. Ю. Шмидта, впервые за одну навигацию прошёл Северным морским путём. В Беринговом море совершенно измочаленное, потерявшее ход судно было взято на буксир рыболовным траулером «Уссуриец» и доставлено на ремонт в японский порт Йокогаму. Отсюда экипаж «Сибирякова» в

ноябре 1932 года был доставлен на японском пароходе «Амаксу-Мару» во Владивосток.

Шмидт рассматривал плавание «Сибирякова» как несомненный триумф, однако скептики считали, что ему просто повезло: в тот год ледовая обстановка в Арктике оказалась благоприятной. В любое другое время пароходы не в состоянии без сопровождения ледоколов проходить Северным морским путём. Тем не менее 17 декабря 1932 года Шмидт назначается на должность начальника нового учреждения — Главсевморпути, организации, пока существующей лишь на бумаге. Теперь Шмидту во что бы то ни стало требовалось доказать: Северный морской путь живёт, он вполне преодолим без всякого ледокольного сопровождения. Планы Шмидта энергично поддерживал заместитель председателя Совнаркома В. В. Куйбышев.

Никакого специального судна, приспособленного для плаваний в Арктике, у Советского Союза в то время не было, а из того, что имелось в наличии, лучшим считался только уже повидавший виды «Сибиряков». Однако в Дании, на верфи фирмы «Бурмейстер и Вайн», по заказу Совторгфлота достраивался грузопассажирский пароход «Лена» водоизмещением 7500 тонн, предназначавшийся для плаваний между Владивостоком и посёлком Тикси в устье Лены (отсюда и первоначальное название корабля «Лена»).

До сих пор продолжаются ожесточённые споры: являлась ли «Лена» судном ледокольного типа или нет? Корабль был построен в соответствии со специальными требованиями Британского Ллойда, принадлежал к классу «strengthened for navigation in ice» — «усиленный для навигации во льдах», и в пресс-релизе фирмы «Бурмейстер и Вайн» действительно был отнесён к судам ледокольного типа («the ice breaking type»). Однако следует помнить, что в ту пору не существовало такого многообразия классов судов (в том числе для ледового плавания), как сегодня, и термин «усиленный для навигации во льдах» не следует понимать буквально: сотрудники Ллойда понятия не имели, что такое ледовые условия на трассе Севморпути. Датские кораблестроители несколько усилили корпус «Лены», но от этого она не стала ледокольным пароходом. Вот заключение приёмной комиссии, в состав которой входил знаменитый русский кораблестроитель академик А. Н. Крылов: судно «совершенно непригодно к ледовому плаванию». А вот что пишет участник челюскинской эпопеи, радист Э. Т. Кренкель:

«Пароход „Лена“, сооружавшийся на верфи фирмы „Бурмейстер и Вайн“, для такого похода был, как говорится, не подарок. Заказал его Совторгфлот, получал — Главсевморпуть. Естественно, что эти организации предъявляли кораблю не совсем одинаковые требования. Для решения задач, которые ставил Главсевморпуть, новый пароход годился лишь в минимальной степени. Конечно, лучше было бы взять вместо него другой, но другого просто не было… Весьма сурово оценил пароход „Лена“ и Владимир Иванович Воронин (будущий капитан „Челюскина“. — Примеч. авт.): набор корпуса слаб, прочность редких шпангоутов не соответствует требованиям ледокольного судна, корабль очень широк, что создаёт условия для невыгодных ударов о лёд. Одним словом, судно настолько не понравилось Воронину, что он напрочь отказался стать его капитаном. Только авторитет Шмидта и добрые многолетние отношения этих людей заставили Владимира Ивановича изменить первоначальное решение».

Отказался принять судно и капитан Пётр Безайс, под командованием которого «Лена» перешла из Копенгагена в Ленинград. В судовом журнале № 1 на первой же странице он пишет о своём отказе. Шмидт срочно вызывает из Мурманска капитана В. И. Воронина, участника плавания на «Сибирякове». Познакомившись с «Леной», Воронин приходит в ужас. Вслед за Безайсом он отказывается принять судно под своё командование. Но запущенный Шмидтом маховик уже было не остановить: 5 июля «совершенно непригодное к ледовому плаванию судно» передаётся в распоряжение Главсевморпути. Ему присваивается новое название — «Челюскин», в честь подштурмана Семёна Челюскина, участника Великой Северной экспедиции XVIII века.

16 июля 1933 года под гром фанфар «Челюскин» выходит в свой первый и последний рейс. На его борту 112 человек: экипаж, члены научной экспедиции, зимовщики, направлявшиеся

на остров Врангеля, целая творческая группа — журналисты, писатели, кинооператоры, фотограф. Несомненно, что время было выбрано не самое удачное: середина июля, для Арктики — слишком поздно. А ведь по пути участники экспедиции планировали заняться ещё промерами глубин, описанием берегов, поисками мифических земель Санникова и Андреева, астрономическими, гидрологическими и гидробиологическими наблюдениями… Кроме того, уже на маршруте Ленинград — Копенгаген выявились многочисленные дефекты машины. В Копенгагене пришлось встать на ремонт. В Мурманск пришли только к началу августа. При таких сроках и при таком объёме запланированных научных исследований экспедиция заведомо не могла выполнить ни одной из поставленных задач.

10 августа 1933 года — для Арктики недопустимо поздно — «Челюскин» вышел из Мурманска. Уже было известно, что южная часть Карского моря от Карских ворот до пролива Вилькицкого покрыта тяжёлым льдом. А впереди ещё море Лаптевых, Восточно-Сибирское, Чукотское…

Неприспособленность «Челюскина» к плаваниям в Арктике стала очевидна в первые дни. 14 августа появились течи в трюме. Затем судно получило пробоину в левом борту, для устранения которой пришлось остановиться на три дня и вызывать на помощь ледокол «Красин». «Согнутый стрингер, сломанный шпангоут, срезанные заклёпки и течь красноречиво свидетельствовали — „Челюскин“ первого ледового экзамена не выдержал, — вспоминает Э. Т. Кренкель. — Шмидт консультировался с Москвой, как поступить дальше. Продолжать экспедицию или же возвращаться обратно? Решили продолжать. Поскольку лёд не собирался раздвигаться сам собой, Воронин вызвал „Красина“. Решение было верное, но положение настолько серьёзное, что, не дожидаясь подхода „Красина“, пришлось объявить угольный аврал. Облегчив передний трюм, Воронин спешил приподнять нос судна. После того как этот напряжённый трёхдневный труд был окончен, 17 августа подошёл „Красин“. Закончив перегрузку угля, „Красин“ повёл нас сквозь льды. Неприятности подстерегали „Челюскина“ и тут. Казалось бы, чего проще — идти по проходу, прорубленному ледоколом. Но и этот вариант оказался неподходящим. „Челюскин“ был широк и не слишком поворотлив, а это затрудняло проход по извилистому каналу, возникавшему во льду за кормой „Красина“. Сильный удар — и солидная вмятина украсила левый борт нашего судна. 21 августа, обменявшись прощальными гудками, мы разошлись с „Красиным“. Ледокол вывел нас из льдов и заторопился по своим делам. Мы же остались наедине с океаном».

Плавание осенью в Арктике — дело трудное. Зимой — невозможное. Волею начальника экспедиции «Челюскин» оказался в арктических водах как раз в канун зимы…

9 и 10 сентября пароход получил вмятины по правому и левому борту. Лопнул один из шпангоутов. Усилилась течь. Пройдя проливом Вилькицкого, «Челюскин» вышел в море Лаптевых. Начинались морозы, ледовая обстановка с каждым днём становилась всё более и более трудной. На всей трассе Севморпути останавливались вмёрзшие в лёд пароходы. У Русских островов застрял «Сибиряков». Ледокол «Красин» сообщал, что сломался один из его трёх валов. Ледорез «Литке» находился в полуаварийном состоянии. Рассчитывать на их помощь не приходилось, а ледовая обстановка складывалась явно не в пользу неповоротливого «Челюскина»…

В Восточно-Сибирском море пароход прочно увяз во льдах. Их смертельные объятия то сжимались, то ненадолго разжимались. Ледяные глыбы сдавливали корпус судна так сильно, что заклёпки, по свидетельству очевидцев, вылетали со звуком, напоминавшим пулемётную стрельбу. В судовой журнал почти ежедневно вносятся записи о лопнувших шпангоутах, сломанных заклёпках, потерянной лопасти винта… О заходе на остров Врангеля нечего было и думать. В первые две декады октября «Челюскин» рыскал в разных направлениях, то дрейфуя вместе со льдами, то пытаясь идти самостоятельно.

Неподалёку от мыса Ванкарем к зажатому льдами «Челюскину» пришли на собачьих упряжках чукчи. Шмидт договорился с ними о доставке на берег восьми человек — больных, слабых или просто ставших ненужными в условиях дрейфа.

Льды, сковавшие судно, медленно несли его на восток — к желанному Берингову проливу. В начале ноября пароход достиг острова Диомида. «Благоприятный по направлению дрейф делал своё дело, и 4 ноября при чудной солнечной погоде мы вошли в Берингов пролив, — вспоминает Э. Т. Кренкель. — Прямо по курсу был Тихий океан. Мы находились в самом горле, в самом узком месте Берингова пролива. С капитанского мостика невооружённым глазом мы видели на юге край поля. От кромки и дальше до горизонта была чистая вода».