100 великих свадеб
Шрифт:
Обычно свадьба заканчивается тогда… когда заканчивается. Но не в этот раз. Тексты и иллюстрации, подробно описывавшие самые разные аспекты торжеств, от въезда Кристины Лотарингской до представленных интермедий, и накопленный опыт постановок послужили немалым подспорьем для дальнейшего развития театрального и музыкального искусства Флоренции, всей Италии, да и остальной Европы.
Жизнь коротка, искусство вечно!
Галантные времена. XVII и XVIII столетия
Лжедмитрий и Марина Мнишек
1606 год
Свадьба монарха или же его наследника — событие, с одной стороны, всегда выдающееся, поскольку имеет определённые последствия для страны и её соседей; с другой же стороны, рядовое, поскольку было их, этих свадеб, великое множество. Это относится и к свадьбам российских монархов. Однако есть среди них одна, стоящая особняком. Он — Дмит-рий I, вошедший в историю под именем Лжедмитрий. Самозванец. Один из многих самозваных претендентов на российский престол, но единственный из них, кому удалось на него взойти. А она — Марина Мнишек, невеста, а затем и жена Дмитрия, одна-единственная русская царица, так и не принявшая православие.
Нет,
Как бы там ни было, в ноябре 1605 года в Кракове состоялось венчание по доверенности — Марина Мнишек выходила замуж за Дмитрия, которого представлял глава его Посольского приказа, дьяк Афанасий Иванович Власьев. Для западного мира такие браки по доверенности были самым обычным делом — невеста в своей родной стране венчалась с представителем жениха, а затем, когда прибывала к жениху, венчание и торжества повторяли, на сей раз уже с самим женихом. Однако для российской стороны такая ситуация была необычной, и, как отмечали исследователи, поляки и русские должны были смотреть на эту свадьбу по доверенности совершенно по-разному. Если для первых это был совершенно законный, уже свершившийся брак, то для вторых это была, скорее, помолвка. И послу Власьеву, которому пришлось принимать участие в церемонии, надо полагать, пришлось нелегко — ему одновременно надо было и соблюсти традиции чужой страны и веры, и не нарушить свои.
В ноябре посол со свитой прибыли в Краков. В «Дневнике Марины Мнишек», составленном одним из поляков, свидетелем тогдашних событий, записано: «Дня 14 (4 ноября). Посол публично отправлял посольство, то есть заверял в дружбе государя своего и желании вечного союза, обещаясь сражаться одинаково со всеми врагами польской короны. Также там сразу и грамоты от царя отдал. По отправлении же посольства посол и сын его отдали подарки его милости королю. ‹…› Дня 15 (5 ноября). Всю “москву”, кроме посла, который в тот день заболел, обильно угощал пан воевода на банкете. Дня 18 (8 ноября). Посол снова был в замке и в соответствии с листами у короля его милости, воеводы и всех сенаторов воеводскую дочь ore tenus ( лат.“на словах”) просил, объявляя, что он в первую очередь прислан для того, чтобы сразу обручиться с нею и проводить ее к своему государю. На всё это получил разрешение. Дня 19 (9 ноября). Дочь воеводы привезли в Краков”.
Церемония состоялась на цент-ральной площади города, в двух частных домах, а не в королевском дворце или в соборе, как бывает в подобных случаях, то есть была весьма приватной. Однако первые лица королевства на ней, конечно же, присутствовали — Сигизмунд III, король Речи Посполитой; его сестра, принцесса Анна Шведская; его сын Владислав, тоже будущий король; сановники, представители иностранных государств и придворные. Проводил церемонию краковский кардинал Бернард Мацеёвский.
Обратимся к описанию свадьбы, оставленному другим современником: «Кардинал с нунцием прибыли в дом ксендза Фирлея, где должен был происходить обряд венчания и где в зале устроен был прекрасный алтарь, и дожидались невесты. Московский посол с прекрасною свитой — почти на двухстах лошадях — приехал с своей квартиры в дом г. Монтелюпа и там дожидался немного, пока не прибыл король с двором своим в дом (Фирлея) и не вошел в жилое помещение. Потом король пришел в залу, в которой должно было происходить венчание, и сел; подле него стал королевич. Шведская королевна с дамами пошла к невесте. Посол, пришедши к назначенному для брачущихся месту, ударил королю челом; король сидел, даже шапки не тронул. Затем посол и его слуги отправились целовать руку у короля, а королевич перед каждым из них снимал шапку. Кардинал надел свои архиерейские ризы и драгоценную митру; два прелата были в фелонях, усаженных жемчугом, а другие в комжах. Два царских мальчика стояли с шелковым ковром, у которого стал посол, а подле него Серадский воевода и Гнезненский кастелян. Марину, одетую в дорогое платье, с короной, от которой по волосам немало было жемчугу и драгоценных камней, подвели к венцу воевода Ленчицкий Липский и кастелян Малогосский; но в качестве свидетельницы подле нее стала её милость королевна. Перед венчанием посол стал говорить речь, в которой говорил, что прибыл для этого дела по воле своего государя и просил у Сандомирского воеводы его дочери и родительского благословения. От имени воеводы отвечал прекрасною речью канцлер Великого княжества Литовского Лев Сапега, которому дал ответ Ленчицкий воевода Липский, причем он показывал, что в настоящем деле высказывается Божия премудрость или воля Божия, и затем заявлял, что на нём будет Божие благословение; далее указывал на величие звания царя и государя, но при этом указывал также на славный дом девицы, на её воспитание, богатство добродетелей и приводил примеры, что подобные дела не новость в Польше; прославлял благодарность и благоразумие царя, именно, что он по раз принятому намерению и обещанию в знак благодарности за благорасположенность, какую видел к себе со стороны Сандомирского воеводы и при дворе, вступает в брак с дочерью воеводы.
После речей с той и другой стороны выступил в архиерейском облачении кардинал и прежде всего сказал удивительную речь об этом таинстве, указывая в нем действие Промысла; затем он приступил к восхвалению Димитрия — великого царя и государя великой России (он дал ему титул, какой у него был написан на бумаге, по которой он говорил); хвалил настоящее его намерение и показывал, что оно послужит благом и для самого царя и для тамошних жителей, царских подданных. ‹…›В этом славном королевстве, где все свободны, не раз случалось, что князья, короли, славные монархи, даже короли этого королевства брали себе жен из свободных шляхетских домов. Бог ниспосылает теперь подобное благо и царю Димитрию, и всем его подданным — его величество царь завязывает с его величеством, милостивым государем нашим дружбу, а с этим королевством и с его чинами — свободными людьми — родство. ‹…› Когда он сказал эти и другие, подобные им слова, то запели: Veni Creator. Король и все остальные стали на колени; не стали на колени только шведская королевна и московский посол. После того кардинал Бернард Мацеёвский начал совершать обряд венчания. Он был одет в очень дорогую фелонь. С ним были в сослужении прелаты тоже в облачении. Кардинал обратился прежде всего к девице со словами: “Слыши дщи и виждь и приклони ухо твое и забуди народ твой”, и объяснил, что она едет в чужую страну. Затем обратился к послу с словами: “Как Авраам посылал своего подскарбия в чужую страну за женой для своего сына”. Потом венчал. Когда кардинал, в числе других вопросов, спрашивал посла: “Не обещался ли великий царь кому другому”, он отвечал: “Разве я знаю; царь ничего не поручил мне на этот счет”, и уже после напоминаний стоявших подле него при этом торжестве он сказал: “Если бы он дал обещание другой девице, то не посылал бы меня сюда”. Но он восставал против того, что кардинал говорил по-латыни, — на это он не соглашался. Когда кардинал сказал: “Г. посол, говорите за мной, как требует наша католическая церковь и ваша: “Я…”, то посол говорил за кардиналом и хорошо произносил слова, впрочем, он не вдруг стал говорить. Он говорил: “Я буду говорить с девицей Мариной, а не с вами, ксендз кардинал”. Невеста присягала царю на верность, а посол невесте за царя. Когда пришлось давать перстни, то посол вынул из маленького ящика алмазный перстень с большой и острой верхушкой, величиной в большую вишню, и дал его кардиналу, а кардинал надел его невесте на палец, а от невесты посол взял перстень не на палец и не на обнажённую руку, но прямо в вышеупомянутый ящик. Когда кардинал хотел связать епитрахилью руки жениха и невесты, то посол послал к жене воеводы Мнишка за чистым платком и хотел обернуть им свою руку и исполнить таким образом этот обряд, а не прикасаться к руке невесты своею голою рукою, но ему не дозволили этого сделать, и он должен был дать свою руку от имени своего царя, князя Московского. Вышеупомянутый коврик взял капеллан кардинала, но посол выкупил его за сто червонцев. Во время венчания его величество король стоял подле кардинала, с правой стороны.
Когда кончилось венчание, то все отправились в столовую: впереди шла царица, за ней шведская королевна, за ней посол. Все эти лица стали на возвышенном месте у стола, царица по правой стороне, королевна по левой, а король, придя к столу, сел посередине. В это время подошли около сорока человек москвитян, неся драгоценные подарки от царя, которые посол отдавал”.
Сохранился список этих подарков от матери “царя”, “свекрови” Марины, которые явно демонстрировали богатство страны жениха и давали невесте понять, что может ожидать её, как новую русскую царицу. Образ Святой Троицы, оправленный в золото и усыпанный драгоценными каменьями; драгоценное украшение Нептуна, которое оценено в 60 000; чарка гиацинтовая, почти той же цены; большие часы в шкатулке, сделанные с удивительными затеями: с трубачами, с барабанщиками и другими украшениями тонкой работы, которые звучали каждый час; перстень с большим бриллиантом; пряжка в виде большой птицы с алмазами и рубинами; кубок с драгоценными каменьями из червонного золота; серебряный сосуд с позолотою, искусной работы; зверь с крыльями, украшенный золотом и каменьями; портрет богини Дианы, сидящей на золотом олене, очень дорогое украшение; серебряный пеликан, достающий свое сердце для птенцов; павлин с золотыми искрами; несколько жемчужин в форме больших мускатных орехов; других жемчужин очень много, нанизанных на нити, вместе весивших 4018 лотов; парчи и бархата 18 кусков. Мать невесты, её бабка и брат потом также получили роскошные подарки (женщинам, в частности, преподнесли собольи меха)». Впоследствии, во время путешествия в Россию и по прибытии туда, Марина получила от царя огромное количество драгоценных подарков — что ж, если восемнадцатилетней польке хотелось роскоши, она получила её с лихвой…
«По поднесении подарков стали садиться к столу. ‹…› Подавали яства одновременно — одни ставили перед королем, другие перед царицею. Тарелки перед королем и его семьею ставили вызолоченные, а для царицы, посла и кардинала серебряные, придворные. Так как молодая ничего не ела, то и посол не хотел ничего есть; он, кроме того, боясь царя, остерегался, как бы не дотронуться своею одеждою до её платья, — он даже не хотел и садиться за стол, так что уже Сандомирский воевода убедил его сесть, сказав, что это нужно сделать. За столом, когда король пил вино, все встали. Король пил за здоровье государыни, сняв шапку и немного приподнявшись со стула. Царица и посол стояли. Королевна послала к царице своего подчашего поздравить и пила за ее здоровье. Пока подчаший говорил к царице, она сидела, а когда он кончил и королевна встала, то сейчас же встала и царица; обе они низко поклонились одна другой, царица, однако, поклонилась ниже. Потом царица пила здоровье королевича, а королевич — здоровье посла. Посол, собираясь пить, встал со стула и пил за кардинала. Когда царица обратилась к послу и пила за здоровье царя (это она сделала по приказанию отца, перед которым, когда он подошел к ней, она не встала, привстала только немного, когда он отходил от неё), то посол встал со стула и, стоя подле него сбоку, выпил за здоровье королевича из другого бокала (из того, из которого пила царица, не хотел пить). Царице услуживали за столом также, как королевне. ‹…›