1000000 евро, или Тысяча вторая ночь 2003 года
Шрифт:
В гробу горбоносого вруна вместе с его истлевшим туловищем, оказывается, лежала икона цены немалой, которая на самом-то деле была и не иконой, а зашифрованным планом чего-то такого, о чем я прочесть не успел, потому что мне было неудобно долго листать столь дорогостоящее издание, а денег купить подобную книжку не было у меня тогда и нет теперь, потому что такие книжки стоят порой подороже, чем та маленькая квартира, в которой я живу.
Еще перед магазином мерзнут тусовщики. Целая толпа мужчин, любимым прозаиком которых является
Ребята предложат вам денег гораздо больше, чем товаровед «Букиниста». Но если книжка, которую вы хотели бы продать, окажется действительно ценной, то эти милые люди проломят вам голову металлической палкой и заберут книжку даром.
На самом деле нет занятия увлекательнее, чем продавать свои старые издания в букинистические магазины.
Я встал с кресла, ушел на кухню, выкурил еще сигарету и решил, что наводить порядок в шкафу сегодня не стану.
€ € €
Вечером мы опять лежали перед телевизором. Жена читала. По телевизору шел научно-популярный фильм про древности Ленинградской области. Про вымершие народы, населявшие наш край до прихода русских.
Тележурналисты раскопали интересного дядьку. Он работал водителем маршрутки и один раз вместе с машиной и всеми пассажирами гробанулся в Неву. Но не в черте города, а где-то в области, не доезжая Колпино.
— Расскажите нам, Семен Львович, что же вы увидели, когда машина оказалась под водой.
Семен Львович вздрагивал кадыком и говорил, что под водой он увидел каменные статуи языческих богов, руины чего-то такого, что и описать нельзя, а главное, множество рассыпанных золотых монет.
— Где именно все это лежит, Семен Львович?
Водитель окончательно краснел, играл желваками, заикался и отвечал в том смысле, что была ночь, а он перед этим выпил... правда немного... поэтому и не справился с управлением... и из-под невской воды он отбыл сразу в госпиталь, так что в точности место показать не может.
Я думал о том, что считается, будто жить в центре Петербурга престижно. Я живу в самом что ни на есть центре и могу рассказать вам о минусах такого житья. Например, в центре некуда сходить погулять.
Болтаться по набережным? Платить в кафе в три раза больше, чем оно того заслуживает, просто потому, что в центре дорогая аренда площади?
С начала жизни я заработал и потратил тысячи евро. Зачем?
Деньги приходят и уходят. И уходят, и уходят, и уходят... Сходить некуда. Вечера я провожу у телевизора. Иностранные туристы платят бешеные бабки, чтобы попасть в район, в котором я живу всю жизнь. А мне это не стоит почти ничего, но я все равно никогда не хожу гулять по своему чудному району.
Я повернулся к жене: — Почему мы никогда не гуляем?
— Ты хочешь пойти погулять?
— А ты — нет?
— Прямо сейчас?
— Почему? Давай завтра. Сходим в кафе.
— Знаешь, сколько стоит сходить в нашем районе
— Знаю. Но ведь деньги пока что есть.
— А поехать в Финляндию? Думаешь ли ты копить деньги на поездку?
У жены приближался отпуск. Она готовилась к поездке в Финляндию всерьез. Купила разговорник. Влезла в Интернет, пользоваться которым почти не умеет, и почитала о хельсинкских достопримечательностях. Тридцать раз спросила, когда я думаю зарабатывать деньги на поездку.
Мы полежали молча. Потом я отдал дистанционное управление телевизором жене, повернулся на живот и заснул.
В ту ночь мне не приснилось ни единого сна.
Глава 7. THE LOVE
Она работала в петербургском метро. Продавала жетоны для прохода через турникет. А он работал кондуктором в троллейбусе. Он был глухонемым, а у нее не было правой ноги. И любви сильнее, чем их, не знал мир.
€ € €
По утрам он на метро ездил в свой троллейбусный парк. Он просыпался рано, когда на улице было еще темно. Пил чай с бутербродами и подолгу смотрел в черные окна.
Его мир всегда был тих и спокоен. Допив чай, он ставил чашку в раковину и никогда не слышал, как брякала оставленная в ней ложечка.
Он шел в прихожую, садился на корточки и завязывал шнурки. Потом распрямлялся и всовывал руки в рукава куртки. На улице он закуривал первую утреннюю сигарету. До метро шел пешком.
Даже очень рано с утра перед окошком касс метрополитена стояла очередь. Он вставал последним, маленькими шажками двигался вперед, ждал, пока окажется перед низко прорубленным в стене зарешеченным окошком, и вынимал из кармана купюрку.
Отдавая деньги кассирше, которую он никогда не видел, он растопыривал пальцы, показывал, что ему нужно именно два жетона. Один — чтобы поехать на работу. Второй — чтобы вернуться домой.
Он никогда не говорил словами «два», хотя и мог. Ему не нравилось, когда люди обращали внимание на его речь: гортанные звуки, вылетавшие из горла глухонемого.
Она ждала этого момента. Просыпалась от того, что чувствовала, как в улыбке расползаются губы. Сегодня в ее бойнице опять появится купюра и два длинных красивых пальца, растопыренных в знаке Victory.
Продавать жетоны для прохода через турникет — собачья работа. Наверное, когда-нибудь ее поручат автоматам, но пока не поручили. На протяжении рабочего дня
ты двигаешь всего одной рукой: взять деньги, отдать жетоны и сдачу, взять деньги, отдать жетоны и сдачу, взять деньги, отдать жетоны и сдачу...
Остальное тело свободно. Можешь болтать ногами, строить рожи и ковырять в носу сразу всеми пальцами незанятой руки. Это-то и утомляло метрополитеновских кассирш. Куда девать столько свободы, они понять не могли и, проработав пару месяцев, сбегали к работодателям, придумавшим занятие для остальных органов тоже.