11/22/63
Шрифт:
— Если ты рассчитываешь на мои извинения, то ждать тебе придется долго. Барбитураты и спиртное — сочетание не из лучших.
— Это не важно, — ответила она. — Оплеухи мне отвешивали и раньше.
Я вспомнил о Марине и поморщился. Оплеуха оплеухе рознь, но все равно оплеуха. И я не только боялся, но и злился.
Она прошла к креслу в углу, села, туже замоталась в полотенце, напоминая угрюмого ребенка.
— Мне позвонил мой друг Роджер Битон. Я тебе сказала?
— Да.
— Мой хороший друг Роджер. — Ее взгляд предлагал мне как-то прокомментировать
— Ладно, твой хороший друг Роджер.
— Посоветовал обязательно послушать вечером речь этого ирландского говнюка. Так он его назвал. Потом спросил, как далеко Джоди от Далласа. Я ответила и услышала: «Возможно, достаточно далеко, все будет зависеть от направления ветра». Сам он уехал из Вашингтона, как и многие, но я не думаю, что им это как-то поможет. От атомной войны не убежишь. — Она начала плакать, громкие рыдания сотрясали все ее тело. — Эти идиоты собрались уничтожить наш прекрасный мир! Они собрались убить детей! Я их ненавижу! Я их всех ненавижу! Кеннеди, Хрущева, Кастро, я надеюсь, все они сгорят в аду!
Сейди закрыла лицо руками. Я опустился рядом с ней на колени, как старомодный джентльмен, готовящийся предложить руку и сердце, и обнял ее. Она обвила руками мою шею, ухватилась за меня, словно утопающая. Тело было холодным после душа, но щека, которой она прижималась к моей руке, горела.
В этот момент я тоже их всех ненавидел, а больше всего — Джона Клейтона, за то, что он посадил зернышко страха в разуме этой молодой женщины, не уверенной в себе и психологически ранимой. Посадил, поливал, выпалывал сорняки, наблюдал, как оно прорастает.
И разве в этот вечер ужас обуял только Сейди? Разве только она обратилась к таблеткам и спиртному? Как быстро и крепко напивались сейчас в «Айви рум»? Я ошибочно предположил, что люди встретят Кубинский ракетный кризис точно так же, как и любой сложный период международной политической напряженности, поскольку ко времени моего поступления в колледж он превратился в список фамилий и дат, которые следовало выучить к следующему экзамену. Так это смотрелось из будущего. Но для людей в долине (темной долине) настоящего все выглядело иначе.
— Эти фотографии ждали меня, когда я вернулась из Рино. — Сейди не отрывала от меня налитых кровью, затравленных глаз. — Я хотела выбросить их, но не смогла. Смотрела и смотрела на них.
— Как и хотел этот ублюдок. Поэтому он послал их тебе.
Она словно и не услышала.
— Статистический анализ — его хобби. Он говорит, что со временем, когда компьютеры станут более мощными, статистический анализ превратится в самую важную науку, потому что он никогда не ошибается.
— Ложь. — Перед моим мысленным взором возник Джордж де Мореншильдт, обаятельный человек, единственный друг Ли. — Всегда есть окно неопределенности.
— Я чувствую, что день суперкомпьютеров Джонни никогда не придет. Оставшимся людям… если они останутся… придется жить в пещерах. Под небом… уже не голубым. Ядерная ночь, так это называет Джонни.
— Он несет пургу, Сейди. Как и твой приятель Роджер.
Она покачала головой. Ее
— Джонни знал, что русские готовятся запустить космический спутник. Мы тогда только-только закончили колледж. Он сказал мне об этом летом, и точно, в октябре они запустили спутник. «Теперь они запустят собаку или обезьяну, — говорил он. — Потом человека. И наконец, двух человек и бомбу».
— И они это сделали? Сделали, Сейди?
— Они запустили собаку, и они запустили человека. Собаку звали Лайка. Помнишь? Она умерла там. Бедняжка. Им нет необходимости запускать двух человек и бомбу. Они воспользуются своими ракетами, а мы воспользуемся нашими. И все из-за говняного острова, где делают сигары.
— Ты знаешь, что говорят фокусники?
— Фоку?.. Это ты к чему?
— Они говорят, что ты можешь обдурить ученого, но тебе никогда не обдурить другого фокусника. Твой бывший знает науки, но он точно не фокусник. А вот русские — те еще фокусники.
— Это какая-то чушь. Джонни говорит, что русские должны схватиться с нами, и скоро, потому что сейчас у них превосходство по количеству ракет, но оно тает. Вот почему они не отступят в вопросе Кубы. Это предлог.
— Джонни насмотрелся новостных сюжетов о ракетах, которые проезжают по Красной площади Первого мая. Только он не знает… как, вероятно, не знает и сенатор Кучел… что у половины этих ракет нет двигателей.
— Ты не… ты не можешь…
— Он не знает, сколько этих баллистических ракет взорвется на пусковых площадках в Сибири из-за плохих расчетов. Он не знает, что половина ракет, сфотографированных нашими У-2, на самом деле раскрашенные деревья с картонными стабилизаторами. Это фокус, Сейди. На нем можно провести ученых, таких как Джонни, и политиков, таких как сенатор Кучел, но другого фокусника не проведешь.
— Это… не… — Она помолчала, кусая губы. Потом спросила: — Откуда ты можешь это знать?
— Не могу сказать.
— Тогда я не могу тебе поверить. Джонни говорил, что Кеннеди станет кандидатом на выборах президента от демократической партии, хотя все остальные сходились на том, что это будет Хамфри, так как Кеннеди — католик. Он проанализировал результаты праймериз во всех штатах, свел все цифры и оказался прав. Он говорил, что баллотироваться Кеннеди будет в паре с Джонсоном, потому что Джонсон — единственный южанин, которого сочтут приемлемым к северу от линии Мейсона — Диксона. И в этом оказался прав. Кеннеди стал президентом, а теперь собирается убить нас всех. Статистический анализ не лжет.
Я глубоко вдохнул.
— Сейди, я хочу, чтобы ты выслушала меня очень внимательно. Ты уже проснулась и способна на такое?
Какое-то время мой вопрос оставался без ответа. Потом она кивнула.
— Сейчас у нас раннее утро вторника. Противостояние продлится еще три дня. Может, четыре, не могу вспомнить.
— Что значит — не можешь вспомнить?
Это значит, что в записях Эла об этом ничего нет, и знания я черпаю из курса «История Америки», экзамен по которому сдавал чуть ли не двадцать лет назад. Просто удивительно, что я помню так много.