11/22/63
Шрифт:
Можно сказать, загадал три желания, и все они исполнились.
14
Моим следующим пунктом назначения стал дом 214 по Западной Нили-стрит. Я уже позвонил арендодателю и сказал, что август — мой последний месяц. Он попытался меня отговорить, объяснял, что таких хороших арендаторов найти трудно. Наверное, говорил правду — полиция никогда не приезжала по мою душу, хотя появлялась здесь часто, особенно по выходным, — но я подозревал, что причина в другом: слишком много квартир и недостаточно съемщиков. Даллас переживал очередной экономический спад.
По пути я остановился в «Первом зерновом» и добавил на свой
Я собирался обойти все четыре комнаты, чтобы посмотреть, не оставил ли какие-то вещи, особенно под диванными подушками, под кроватью и в глубине ящиков комода. И разумеется, хотел забрать «полис спешл». Он мне требовался, чтобы разобраться с Ли. Теперь я уже твердо решил убить Освальда, по возможности сразу же после его возвращения в Даллас. А пока я не хотел, чтобы в квартире остались хоть какие-то следы пребывания Джорджа Амберсона.
Но по мере приближения к Нили-стрит усиливалось ощущение, что я во временной эхо-камере. Я постоянно думал о двух Фрати, одном — с женой Марджори, другом — с дочерью Вандой.
Марджори. Если по-простому, хотите сделать ставку?
Ванда. Так называется ставка, когда она лежит дома, задрав ноги?
Марджори. Я Джей Эдгар Гувер, сынок.
Ванда. Да, я Карри, начальник далласской полиции.
И что с того? Повторение, ничего больше. Гармония. Побочный эффект путешествия во времени.
Тем не менее колокольчики тревоги зазвонили где-то в глубинах головы, а как только я свернул на Нили-стрит, звон этот переместился под лоб. История повторяется, прошлое стремится к гармонии, вот что все это значило… но не только. Когда я свернул на подъездную дорожку к дому, в котором Ли придумал неудавшийся план убийства Эдвина Уокера, я действительно прислушался к этому колоколу тревоги. Потому что теперь его звон уже оглушал.
Акива Рот присутствовал на боксерском поединке не один. Его сопровождала дама в больших черных очках а-ля Гарбо и норковом палантине. Август в Далласе жаркий, но зрительный зал кондиционировался, и — как говорят в мое время — иногда хочется выпендриться.
Уберем черные очки. Уберем палантин. И что мы получим?
Несколько мгновений я сидел за рулем, прислушиваясь к потрескиванию и бульканью остывающего двигателя, но ответа не находил. Потом до меня дошло: если заменить норковый палантин на полосатую блузку, то получим мы Ванду Фрати.
Чез Фрати заложил меня Биллу Теркотту. Мысль эта уже мелькала у меня в голове… но я ее отогнал. И напрасно.
И кому заложил меня Фрэнк Фрати из Форт-Уорта? Что ж, он не мог не знать Акиву Рота из «Честного платежа». Рот, в конце концов, был бойфрендом его дочери.
Внезапно мне понадобился мой револьвер, и понадобился срочно. Я выскочил из «шеви» и взбежал на крыльцо с ключами в руке. Перебирал их, когда с Хайнс-авеню на Нили-стрит вылетел автофургон и в скрипе тормозов остановился у дома 214, въехав левыми колесами на тротуар.
Я огляделся. Никого. Пустынная улица. Ни одного прохожего, к которому можно обратиться за помощью. Не говоря уже о копе.
Я сунул нужный ключ в замочную скважину, думая, что запру дверь перед их носом — кем бы они ни были — и позвоню копам. Уже переступил порог, оказавшись в горячем, спертом воздухе квартиры, где никто не живет, когда вспомнил, что телефона нет.
Здоровенные парни бежали по лужайке.
Нет, незваных гостей хватало на партию в бридж. Четвертый, Акива Рот, не бежал, а ровным шагом пересекал лужайку, сунув руки в карманы, безмятежно улыбаясь.
Я захлопнул дверь, задвинул засов. Дверь тут же вышибли. Я метнулся в спальню. Пробежал где-то полпути.
15
Двое громил Рота затащили меня на кухню. Третий держал в руке обрезок трубы, обмотанный полосками темного войлока. Я увидел, как он демонстративно положил трубу на стол, за которым я столько раз ел. И надел желтые перчатки из сыромятной кожи.
Рот привалился к дверному косяку, по-прежнему безмятежно улыбаясь.
— Эдуардо Гутиеррес болен сифилисом, — сообщил он. — Болезнь уже повредила мозг. Он умрет через восемнадцать месяцев, но знаешь что? Его это не тревожит. Он верит, что вернется арабским эмиром или еще каким-то дерьмом. Как тебе это?
Реагировать на non sequiturs [156] — на коктейльных вечеринках, в общественном транспорте, в очереди в кассу кинотеатра — достаточно рискованно, и уж действительно трудно найти правильный ответ, когда двое держат тебя, а третий собирается избивать. Так что я промолчал.
156
Вывод, не соответствующий посылкам (лат.).
— Дело в том, что он не может тебя забыть. Ты выигрывал ставки, по которым выиграть не мог. Иногда ты проигрывал, но Эдди Гу вбил себе в голову безумную идею, будто, проигрывая, ты проигрывал специально. Понимаешь? Потом ты сорвал большой куш на Дерби, и он решил, что ты… ну, не знаю… какой-то телепат, который может видеть будущее. Ты знаешь, что он сжег твой дом?
Я промолчал.
— Потом, когда эти маленькие червячки действительно начали выгрызать ему мозг, он начал думать, что ты призрак или дьявол. Он оповестил весь Юг, Запад и Средний Запад: «Найдите этого Амберсона, поймайте его, убейте. Это не человек. Я почувствовал это в нем, но не обратил внимания. А теперь посмотрите на меня, больного и умирающего. И виноват в этом тот парень. Он призрак, или дьявол, или что-то такое». Безумие, правда? Съехавшая крыша.
Я промолчал.
— Кармо, я думаю, мой друг Джорджи не слушает. Я думаю, он засыпает. Разбуди его.
Парень в желтых перчатках из сыромятной кожи повторил апперкот Тома Кейса, от своего бедра к моей левой щеке. Голова взорвалась болью, и какое-то время я все видел сквозь алый туман.
— Что ж, теперь ты, похоже, проснулся, — кивнул Рот. — Так на чем я остановился? Ах да. На том, что ты превратился в личного монстра Эдди Гу. Из-за сифилиса, мы все это знали. Не будь тебя, он ополчился бы на какого-нибудь парикмахера. Или на девушку, которая слишком резко дрочила ему в автокино, когда Эдди только-только исполнилось шестнадцать. Иногда он не может вспомнить своего адреса, и ему приходится кому-то звонить, чтобы тот приехал и отвез его домой. Печально, правда? Это все червячки в голове. Но люди относятся к этому с юмором, потому что Эдди всегда был хорошим парнем. Мог рассказать анекдот, над которым ты смеялся до колик. Никто не думал, что ты настоящий. А потом монстр Эдди Гу объявляется в Далласе в моей конторе. Монстр ставит на то, что «Янкиз» побьют «Пиратов», хотя все знают, что такого просто не может быть, и в семи играх, хотя всем известно, что Серии столько не продлятся.