11/22/63
Шрифт:
У «Львов» была только одна суперзвезда — Джим Ладью. Это в его честь поставили рекламный щит, который я видел на перекрестке автострады 77 и шоссе 109, но если в команде кто и помогал ему блистать, так это Майк Кослоу, собиравшийся подписать контракт с Аграрно-техническим университетом Техаса по окончании первенства школьных команд. Ладью пригласили в Алабамский «Алый прилив» [91] (о чем любому желающему сообщали он сам и его отец), но предложи мне кто-нибудь назвать наиболее вероятного будущего игрока профессиональной команды, я бы поставил на Майка. Мне нравился Джим, однако его, по моему разумению, ждала
91
Общее название спортивных команд Университета Алабамы, славящегося своими спортивными достижениями.
— А что говорит Бобби Джил?
Майк и Бобби Джил Оллнат, казалось, уже срослись друг с другом, как сиамские близнецы. Красотка? Будьте уверены. Блондинка? Само собой. Из группы поддержки? Чего спрашивать.
Он улыбнулся.
— Бобби Джил поддерживает меня на тысячу процентов. Говорит, что я должен показать себя мужчиной и не позволять этим парням насмехаться надо мной.
— Благоразумная юная леди.
— Да, лучше ее просто нет.
— В любом случае я подозреваю, что на самом деле причина не в прозвищах. — И поскольку он не ответил, добавил: — Майк? Говори.
— Я выйду перед всеми этими людьми и опозорюсь. Так мне сказал Джимми.
— Джимми потрясающий куотербек, и я знаю, что вы дружите, но когда речь идет о сцене, он полное говно. — Майк моргнул. В тысяча девятьсот шестьдесят первом году учителя редко употребляли слово «говно», даже если оно из них так и перло. Но разумеется, я работал лишь замещающим учителем, а потому мог позволить себе некоторые вольности. — Я думаю, тебе это известно. И, как говорят в здешних краях, ты, возможно, здоровый, но ты же не глупый.
— Люди думают, что глупый, — прошептал Майк. — И я учусь на тройки. Может, вы этого не знаете, может, заменяющие учителя не заглядывают в табель, но это так.
— Я посмотрел твои отметки на второй неделе репетиций, когда понял, что ты можешь делать на сцене. Ты учишься на тройки, потому что, будучи футболистом, должен учиться на тройки. Это часть этоса [92] .
— Чего?
— Догадайся по контексту, а «чего» оставь для своих друзей. Не говоря уже про тренера Бормана, которому, наверное, надо привязывать нитку к свистку, чтобы помнить, с какой стороны в него дуть.
92
Зд.: стиль жизни какой-либо общественной группы.
На это Майк рассмеялся, несмотря на покрасневшие глаза и все такое.
— Послушай меня. Люди машинально думают, что такой большой парень, как ты, глуп. Скажи мне, что это не так, если хочешь, но исходя из того, что я слышал, ты такой здоровый с двенадцати лет, так что должен знать.
Он не оспорил мои слова, сказал другое:
— Все в команде пробовались на Ленни. Такая была шутка. Прикол. — И тут же добавил: — К вам никаких претензий, мистер Амберсон. Вся команда вас любит. И тренер Борман.
Действительно, футболисты толпой ломанулись на пробы, одним своим видом запугав более прилежных в учебе соискателей, заявляя, что хотят получить роль здоровенного слабоумного друга Джорджа Милтона. Разумеется, все они воспринимали
И разумеется, тренеру Борману это не понравилось. Тренерам Борманам этого мира такое никогда не нравится. Правда, в данном случае он ничего не мог поделать, учитывая, что Мими Коркорэн была на моей стороне. И конечно же, он не мог заявить, что в апреле и мае Майк не должен пропускать тренировки. В итоге он ограничился тем, что обозвал своего лучшего линейного Кларком Гейблом. Есть люди, намертво вбившие себе в голову, что сцена — для девушек и педиков, которые спят и видят себя девушками. Гейвин Борман относился к таким людям. На ежегодной пивной вечеринке по случаю Дня дураков у Дона Хаггарти он пожурил меня за то, что я дурю голову этому большому увальню.
Я ответил, что он, безусловно, имеет право на собственное мнение. Оно есть у каждого, как и дырка в жопе. Потом отошел, оставив его с бумажным стаканчиком в руке и недоумением на лице. Тренеры Борманы этого мира привыкли к тому, что всегда добиваются своего, запугивая одним только видом, и он не мог взять в толк, почему это не сработало с замещающим учителем, стоящим на самой нижней ступеньке учительской иерархии, который в последний момент занял режиссерское кресло Элфи Нортон. Но не мог же я сказать тренеру Борману, что человек меняется, убив отца семейства во имя спасения жены и детей.
Если на то пошло, у тренера не было ни единого шанса. Я задействовал нескольких футболистов в массовке, они изображали горожан, но решил, что Майк станет Ленни, как только он открыл рот и произнес: «Я помню о кроликах, Джордж!»
Он стал Ленни. Он цеплял не только взгляд — благодаря своим габаритам, — но и сердце в груди зрителя. Зритель забывал обо всем, точно так же, как болельщики на трибунах стадиона забывали о повседневных делах, когда Джим Ладью чуть отступал назад, чтобы отдать пас. Сложением Майк, возможно, идеально подходил для того, чтобы на футбольном поле сминать соперника, но создали его — то ли Бог, если таковой существует, то ли случайный бросок генетических костей — для того, чтобы он выходил на сцену и растворялся в ком-то еще.
— Это был прикол для всех, кроме тебя, — заметил я.
— Для меня тоже. Поначалу.
— Потому что поначалу ты не знал.
— Да, не знал. — Сипло. Почти шепотом. Он наклонил голову, потому что из его глаз вновь покатились слезы, а он не хотел, чтобы я их видел. Тренер прозвал его Кларком Гейблом, но если бы я его в этом упрекнул, сказал бы, что это всего лишь шутка. Прикол. Хохма. Как будто не знал, что вся команда эту шутку подхватит и будет доставать ею Майка. Как будто не знал, что такое прозвище заденет очень сильно, как никогда не задел бы Дуболом Майк. Почему люди поступают так с теми, у кого дар Божий? Из ревности? Страха? Может, дают о себе знать оба фактора. Но этому парню хватало ума, чтобы понимать, как он хорош. И мы оба знали, что проблема не в тренере Бормане. Только один человек мог помешать Майку выйти завтра на сцену — он сам.