11 миллисекунд

Алексеенко Юлиана

– Мама говорит, что рыжей быть не страшно, что я для нее любая мила, так что не согласится она, скажет, это больно. А я боли не боюсь, я хочу быть как все, хочу мохнатку собирать.

– Так ты потом снова станешь такой, если будешь и дальше обниматься со своей мохнаткой, – засмеялась Аксиола, но видя страдание на лице девочки, тут же стерла улыбку с лица. – А знаешь, я придумала! Давай вот что – давай мы попробуем убрать этот цвет с пряди волос, а? И больно не будет, и увидим, что получится. А уж потом попробуем и со всех волос! А на коже, может и само сойдет, если копна твоя такой рыжей не будет, то, может, и не будешь ты так в глаза бросаться, правда же?

Акея расцвела – идея была очень хорошая. Волосы не болят, так что

не страшно и попробовать. Они с Аксиолой договорились, что на следующий день пойдут к Малафету – эпират был редким цветком, и найти его можно было только у таких ученых, как дедушкин друг. А заодно можно будет расспросить его и про эпитупы с длинными стеблями.

8

Следующее утро выдалось очень холодным. Прохлада осени особенно сильно ощущалась, когда солнце еще не поднималось на небосклон. Акея плохо спала в ту ночь, и решила встать, хоть были еще предрассветные сумерки. Она выпила стакан сока и, надев теплое длинное платье, вышла в сад. Большинство цветов еще спали, их бутоны были плотно закрыты, и только мохнатка уже начала пробуждение. Ох, уж эта мохнатка! И почему Акея так любила ее с самого детства? В Талиостии росло столько роскошных цветов, самых необыкновенных форм и расцветок, а ее почему-то просто завораживал этот простой оранжевый.

Девушка не сдержалась, подошла к любимым цветам, села на корточки и стала наблюдать за тем, как они раскрываются. Теперь, когда она решила попробовать отбелиться соком эпирата, можно было позволить себе немножко нарушить правило последних дней и приблизиться к цветку. Она посидела немного, понаблюдала, полюбовалась тем, как светлеет небо и все вокруг, как медленно ослабевают туго закрученные катушки бутонов, увеличиваясь в размерах. В этой утренней тишине Акея слышала, как потрескивают бутоны истаары – самого крупного и величественного цветка их сада, который очень любит мама Зана. Истаара была роскошной, но и самой чувствительной в саду; ее скоро будут переносить в теплицу, потому что холод она не любит.

Девочка заметила, что клумбы с афетией – самым распространенным в Талиостии цветком, который был популярен и в изготовлении кристаллов, и в приготовлении пищи, очень заросли сорняком, и поднялась, чтобы прополоть их.

Но вдруг неподалеку она услышала шорох, не похожий на шорох от ветра. Словно кто-то прошмыгнул в кустах карликовых деревьев неподалеку и притих. Акея встала, посмотрела по сторонам, пошла ближе к месту, откуда доносился шум. В Талиостии, где все жили очень мирно и просто, где самым большим происшествием были потеря детской игрушки в каких-нибудь зарослях или мелкая ссора соседей, никто и ничего не боялся, ибо никаких угроз просто не существовало. Поэтому Акея смело пошла по саду, чтобы проверить, кто еще мог находиться там в этот ранний час.

Она поискала, но никого не увидела и снова пошла к цветам. Чуть позже, когда пропалывала афетию, Акея снова услышала шорох, и, повернувшись на звук, заметила, как чья-то бело-серая фигура – ей не хватило времени разглядеть детали, словно перелетела через дальнюю живую изгородь и скрылась за пределами сада.

Акея выбежала на улицу и понеслась быстрее туда, где только что видела тайного гостя. Она пробежала мимо нескольких домов, но нигде больше не заметила никого похожего. Девушка попыталась вспомнить, что она успела разглядеть, но в памяти была только необычно светлая голова и светлая одежда. Это было так странно, потому что талиостийцы были разноцветными, с темными волосами. Может, ей померещилось в сумерках? Что мог здесь делать кто-то из жителей, в столь ранний час? И так высоко прыгать через изгородь? А убегать зачем?

Акея решила, что это ранний подъем всему виной – наверное, ей что-то померещилось в тусклом свете прохладного утра. Она вернулась в свой сад, где еще немного пополола сорняк, а когда стало светлее, и пришло время всем встретиться за завтраком,

пошла в дом.

Больше за день ничего необычного не случалось. К четырем часам дня Акея закончила свою работу на Белом Холме, и они с Аксиолой отправились к Малафету.

Мужчина немного покачал головой – мол, ах, ну надо же какая оранжевая! Но сегодня Акея была гораздо смелее, чем в прошлую встречу, и вместо молчания, сама начала рассказывать дедушкиному другу о том, что сказал Ацтарс, а потом и о своих планах.

– Ты смелый ребенок! – воскликнул Малафет. – Сок эпирата причиняет боль, это как ожог. И ты готова пойти на это?

– Я потерплю, – ответила Акея.

– Хм, надо подумать, – сказал Малафет. – Хоть, конечно, вы правы, если сначала попробовать на волосах, то ничего.

– А может и не стоит вообще потом отбеливать кожу? – сказала Аксиола. Теперь она чувствовала тревогу и свою вину в том, что ее племянница хочет подвергнуть себя боли ради того, чтобы быть как все. – Может, отбелить волосы будет достаточно, а с кожей повременим, потом все равно природа возьмет свое?

– Я не хочу, чтобы на меня глазели, пока природа будет медлить, – возразила Акея.

– Сначала надо попробовать, а там видно будет, – решил за всех Малафет и повел гостей в свою маленькую кладовую.

У него была отличная просторная кладовая, на полках которой каких цветов только не было. Подобные сокровищницы были во многих домах талиостийцев, ведь цветами они наслаждались, их изучали, их дарили, им поклонялись, ими лечились, их употребляли в пищу и так далее, не говоря о том, что цветочный народ посвящал свою жизнь изготовлению из них кристаллов. Но не у всех были такие обширные коллекции, как у Малафета: здесь были образцы и редких цветов эскудармиса, и аппелеи, и варамфита, и опустотуса, и редкие жемчужные стебли эокса, которые в былые времена использовали в изготовлении мягких кристаллов. Прежние поколения талиостийцев считали эокс бесполезным, потому что мягкие кристаллы не умели использовать ни для чего, кроме детских игрушек. Для маленьких талиостийцев делали из них мячи и длинные мягкие палки для мальчишек. И только тридцать лет назад ученые обнаружили необыкновенные свойства эокса – кристаллы, выращенные из этого цветка целиком со стеблями, обладали необыкновенными свойствами: они были гибкими, пластичными, но необыкновенно прочными. Оказалось, что из таких кристаллов удобно делать не только предметы мебели и домашнего обихода, но и использовать тонкие прослойки из них для крепления кристаллов в мостах, придавая им формы, какие раньше были невозможными.

Да только вот цветок перестал расти в прежних количествах. Как бы ни старались цветоводы, он очень плохо приживался в низовьях, и в искусственных условиях молодые побеги эокса умирали еще до того, как начинали жемчужеветь, бутоны и вовсе не появлялись. Тех редких цветов, что теперь росли на вершинах гор, для кристаллов не хватало, а цветок было запрещено срывать без особого разрешения. Малафет был одним их тех энтузиастов, которые пытались найти возможность размножить эокс в низовьях.

Обладатель богатой кладовой залез на небольшую лесенку, порылся на полках и достал деревянный ящичек с засушенными цветками эпирата. Все трое присели на деревянную скамью, стоявшую тут же в кладовой, и открыли ящичек. Пахнуло резким запахом, похожим на смесь угля и уксуса.

– Эпират – очень сильное растение, – сказал Малафет. – Я насыплю вам одну щепотку, на ночь залейте ее бочонком воды, дайте настояться, по утрам выносите подышать на молодое солнце, а к полудню заносите опять в темное место до утра. Так три дня. А потом попробуйте прополоскать в этой воде прядь волос. Если все получится и прядь не отпадет, тогда и все волосы можно. А прежде обмажьте кожу головы опунтровым маслом, чтобы уберечь от ожога.

Он насыпал крошечную щепотку темных цветков в маленький мешочек из ткани, обернул тугим куском бумаги, прочно замотал сверток веревкой и вручил Акее.