11 сентября и другие рассказы
Шрифт:
— Поэтому ты рвёшься грудью на амбразуру?
— Поэтому я хочу перейти в иудаизм.
— Дурацкая шутка.
— Я не шучу.
Он посмотрел на неё и Тамара ответила ему вызывающим взглядом.
Наступила тяжёлая пауза. Павлу Ивановичу показалось, что какие-то невидимые силы отнимают у него дочь. С огромным трудом он взял себя в руки и спросил:
— Зачем тебе это надо?
— Гришина мать боится, что после её смерти, он женится на шиксе.
— Что такое шикса?
— Так еврейские родители называют женщин других национальностей.
— Так пусть
— Я его никому не отдам, — сказала Тамара и мельком взглянула на мать. Полковник почувствовал, что за его спиной женщины уже о чём-то договорились.
— Может, вы и меня посвятите в свои планы, — сказал он.
— Мы с Гришей собираемся жениться, — ответила Тамара.
У полковника вдруг заныла рука. Он сломал её, когда учился в военной академии. Он был тогда молод, здоров и самоуверен. Перелом ещё не успел до конца зажить, а тренер уже выставил его на соревнования. Павел сам рвался в бой, рассчитывая занять первое место в чемпионате Вооружённых сил, но произошло непредвиденное, он вторично сломал руку. Его спортивная карьера была окончена и с тех пор, когда он нервничал, рука напоминала о себе ноющей болью. Чтобы заполнить тяжёлое молчание, Павел Иванович стал её массажировать.
— Я твоего жениха в глаза не видел, — наконец сказал он.
— Если ты обещаешь вести себя прилично, я приглашу его к нам на обед.
— Зови, обещаю.
Гриша не любил резких перемен и если бы не Тамара, то, возможно, так и жил бы со своей мамой, которая была очень религиозной женщиной. Сам он относился к Богу с большой долей скептицизма, и считал, что Тамаре совсем не обязательно проходить гиюр [37] , но конфликтовать с матерью не хотел. В глубине души он даже боялся, что по своим взглядам он гораздо ближе к своему будущему солдафону-тестю, чем к жене.
37
Гиюр — обряд перехода женщины в иудаизм.
Дверь Грише открыла Тамара. Павел Иванович поднялся навстречу, протянул ему руку и сказал:
— Полковник Королёв.
— Доктор технических наук Рабинович.
— А я думал, ты кандидат, — не удержался от шпильки Павел Иванович, глядя на Гришу, который выглядел гораздо моложе своих 34 лет.
— Внешность обманчива, я тоже думал, что ты майор.
На секунду Павел Иванович потерял дар речи, а потом так посмотрел на доктора, что любой из его подчинённых предпочёл бы прогуляться по минному полю, а не находиться с ним в одной комнате, но Гриша спокойно выдержал его взгляд.
— Редкая у тебя фамилия, — наконец процедил он сквозь зубы.
— В вашем доме просто единственная, — согласился Гриша.
Он был невысокого роста, хрупкого сложения, в очках. Типичный представитель своей нации. Улыбаясь одними глазами, он смотрел на Павла Ивановича снизу вверх и совсем не собирался отводить взгляда.
— Смелый человек, — подумал
Проучить Щукина следовало. Если ребята почувствуют слабинку, они могут довести Игоря до крайности, особенно когда узнают, что он уезжает в Израиль. В идеальном случае Игорь сам должен был набить морду этому хулигану, но два дополнительных года жизни давали Щукину слишком большую фору и рисковать не стоило.
В субботу Королёв одел парадную форму и отправился в школу. За несколько минут до конца последнего урока он остановился около двери в класс. К нему подошёл маленький, веснущатый мальчик и спросил:
— Вы дедушка Игоря?
— Да.
— Я вас видел, когда вы выступали на собрании, посвящённом Дню Победы. Меня зовут Коля Почивайло, я учусь с Игорем в одном классе.
— Кто его избил?
— Щука.
— За что?
— Силу свою показать хотел. Он и на меня наезжать пытался, но когда узнал, что у моего брата чёрный пояс, сразу отстал.
— Значит, он всех задирает?
— Конечно всех, но Игоря особенно.
— Почему?
— Потому что он еврей.
— Ну-ка расскажи, сказал полковник и, крепко взяв мальчика за плечо, отвёл его от двери.
— Да я сам ничего не видел, — спохватился Почивайло, пытаясь освободиться, но Павел Иванович сжал его ещё крепче.
— Хорошо, хорошо, — согласился Коля, — говорят, Щука начал допытываться у Игоря как фамилия его отца, а Игорь отмахивался и случайно попал Щуке по морде, ну тот и воспользовался предлогом.
Павел Иванович отпустил руку, а Коля, потирая плечо, сказал, — здесь Игорю жизни не дадут, вам в Израиль ехать надо.
— Куда?!
— В Израиль, куда же ещё. Америку-то вы уже прозевали.
Полковник не знал, что ответить этому 12-летнему прохвосту. Звонок облегчил его задачу, он открыл дверь и твёрдым шагом вошёл в класс.
— Я хочу поговорить с детьми, — сказал он учительнице.
— Кто вы? — спросила она.
— Я дедушка Игоря Королёва.
— Пожалуйста.
— Могу я это сделать без вас?
— Да, — ответила учительница.
Была суббота, ей ещё предстояло убрать дом, приготовить еду и принять гостей. У неё не было ни малейшего желания выслушивать, как этот военный будет пересказывать детям Устав Вооружённых Сил. Она взяла журнал и вышла из класса. Когда дверь за ней закрылась, а шаги в коридоре затихли, Павел Иванович окинул всех внимательным взглядом и сказал:
— Кто избил моего внука?
Все молчали.
— Ты тоже не знаешь? — спросил он Щукина.
— Нет, — ответил тот.
— Ну что ж, в таком случае я проведу расследование, — он подошёл к второгоднику, взял его голову в свои огромные руки и, сдавив её так, что у Щукина потемнело в глазах, стал водить руками взад и вперёд, делая с его ушами то же, что в не столь далёкие времена женщины делали с грязным бельём, отдраивая его на стиральной доске. Щукин с трудом сдерживался от крика. Через минуту уши его покраснели, а боль стала нестерпимой.
— Вспомнил? — спросил Павел Иванович, приостановив экзекуцию. Щукин молчал.