11 сентября
Шрифт:
Глава шестая
Соблазн
Два мальчика выкатились навстречу Варе: один побольше, лет четырнадцати, второй вдвое его моложе. Старший от смущения боялся поднять голову, а младший уставился на Варю во всю ширь круглых синих глаз.
— Здравствуйте, тетя! Мы кушать хочим, — сказал он простодушно.
«Я тоже», — подумала Варя.
— Ну-ка, марш оба в комнату, — рявкнула Мария, — и не выходить, пока вас не позовут!
В холодильнике стоял пакет кефира.
— Может, в магазин сходим?
— Лучше на рынок, — заявила сестра, подтянув развязавшуюся
По трамвайным путям с кошмарной хозяйственной сумкой девочки двинулись за Даугаву. Варя была готова под землю провалиться и не спрашивала, почему они идут пешком. Она уже поняла, что здесь живут по другим правилам, которые надо принимать, и лишь скорбно оборачивалась назад, туда, где была видна панорама старого города со шпилями церквей. На рынке так же безучастно брела за сестрой по торговым рядам, смотрела, как та выбирает, торгуется и перебранивается с продавцами, даже не пытаясь угадать странную логику ее действий. У бабульки с крашеными волосами Мария купила молодой картошки и зелени на двадцать копеек дороже, чем в другом ряду, долго спорила из-за черешни с печальным нерусским стариком, но так и не взяла, хотя старик снизил цену едва ли не вдвое, а черешня была язык проглотишь, и вдруг — Варя глазам своим не поверила, — пока они выясняли что-то у краснощекой тетки про свежесть копченого угря, при одном взгляде на которого пустой желудок заходился от волнения, Машка тихо шепнула:
— Прикрой меня!
Варя и опомниться не успела, как сестра смахнула с прилавка в сумку несколько помидоров и шмоток сала. Державшая сумку Варина рука вмиг ощутила краденую тяжесть, лицо у невольной соучастницы преступления покрылось пятнами, а Машка как ни в чем не бывало продолжала дожимать старика с его черешней, пока тот не отдал ее задаром.
Обратно шла веселая, ела немытую ягоду, косточки выплевывала на тротуар назло оглядывающимся прохожим.
— А чего? Я люблю что-нибудь стянуть.
— И не попадалась ни разу?
— Попадалась. Один раз даже в милицию отвели. Пошли Стаське с Васьком солдатиков купим.
Варя хотела про ложки спросить, из-за которых ее чуть в больнице не зарезали, но сдержалась: не пойман — не вор.
— А вообще-то, сестра, если б меня замели, то пришлось бы тебе все на себя брать. Мне опять в ментовку нельзя. Плохо там. Если не первый раз попадаешься, они изнасиловать всем отделением могут.
— Значит, я… значит, ты меня… значит, чтобы я… — задыхаясь, произнесла Варя.
— Да ведь обошлось. Ладно, не дуйся. Я просто тебя проверяла: надежная ты или нет.
— Ничего себе проверочка.
— Все рассчитано. С тобой бы связываться не стали. У тебя на лице написано, что ты пай-девочка и за тебя есть кому вступиться. Они это за версту чуют. А вот я…
Варя почувствовала, что Мария заведет себя и расплачется.
— А мама где твоя? — спросила она, желая упредить слезы.
— Вечером приедет.
— А… папа?
— В море.
— Ты же говорила, он преподаватель в институте.
— А, — сказала Мария с горловым хрипом, — это другой. Того мы прогнали. Надоел. Теперь у нас рыбак. Хороший мужик, только зануда.
«Боже
— Людмила Ивановна, — сказала женщина неловко, не зная, то ли протянуть руку, то ли достаточно наклонить голову, и от растерянности сделала и то и другое.
Машка расхохоталась:
— Мать, а можно она тебя просто Люсей будет звать?
Но чем больше она старалась, чтобы все было непринужденно, тем натянутей становилась маленькая женщина. Варя кожей ощутила, какой клубок переживаний — обиды, ревности, вины — вызывала она в хозяйке запущенной квартиры и как пыталась Машка все сгладить, но ничего не сглаживалось. Женщина стеснялась и тяготилась присутствием посторонней девочки, натянуто улыбалась и тихим голосом делала ненужные замечания детям. Она избегала смотреть гостье в глаза, не оставалась с ней одна, и Варя казалось, что она отгораживалась, защищалась от нее своими детьми.
«Но папа, папа, — думала Варя, — что мог найти высокий умный папа в этой мышке и оставить маму, такую умную, необыкновенную, красивую?»
— Ну как, понравилась тебе моя Люся?
— Очень, — сказала Варя, вкладывая в короткое слово всю гамму раздрызганных чувств.
— Она удивительная женщина. Ни минуту не была одна. Она, по-моему, физически этого не может. Нет, не в этом смысле, просто к ней все липнут. А умная знаешь какая!
— Это хорошо, что ты ее так любишь, — с нежностью глядя на Марию, произнесла Варя.
— Она, между прочим, когда мои сочинения пишет, так их всегда в классе учительница вслух читает. Папа говорил: тебе бы в университете учиться, ты бы профессором стала. Он всегда ей показывал свои работы.
— Ты откуда знаешь?
— Она рассказывала. Думаешь, моя мама врет? Да ты что! Она просто не знает, что это такое. Она читала то, что он писал, а потом брала карандашик, делала на полях замечания, и он писал: ты гений! У нас это все сохранилось. Хочешь, покажу?
— Что же он тогда от нее ушел?
— Она его прогнала.
— Она папу?!
— Он ей изменил, — сказала Мария глухим голосом.
— И это все?
— А тебе мало?
— Да разве из-за такой ерунды люди расходятся?
— Это не ерунда! У них была такая любовь, что после этой измены она не могла с ним больше, понимаешь? Да ничего ты не понимаешь! Я знаю, что ты про нас думаешь. Конечно, тебе здесь все ужасным кажется. И мама моя, медсестра в санатории. И я, пэтэушница. И одеваюсь не так, и веду себя не так. И братья мои тебе смешны. Говорим неправильно, едим не то, языков иностранных не знаем, книг у нас в доме нету, Лорки по стенам не висят… — Мария расходилась все сильнее, и Варя с испугом и любопытством смотрела на сестру, в которой и не подозревала таких глубоких переживаний. — А знаешь, какой Стася талантливый? Он по шашкам первое место прошлым летом в лагере занял.