111 баек для журналистов
Шрифт:
Мораль. «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами», – сказал Ю. Б. Левитан 22 июня 1941 года с такой уверенностью и силой, что эти слова как заклинание запомнили миллионы людей, собравшихся у громкоговорителей в тот роковой день. Исследователи творчества Левитана отмечают, что особенно трудно диктору приходилось в начальный период войны. Какими нервами нужно было обладать, чтобы читать сводки Совинформбюро – малоутешительные, тревожные, сжимавшие сердце! В голосе Левитана не было ни паники, ни отчаяния. Правда, чувствовалось, что ему трудно даются горькие строки. Голос Левитана был суровее, чем у других, но непоколебимее и убежденнее. Суровая прямота жестких слов об отступлении не разоружала, а на «втором плане» несла веру в силу родного государства, героизм его сынов и дочерей, ушедших на фронт.
Комментарий. Еще до войны у Ю. Левитана стала проявляться интересная способность –
Диапазон применения байки. При обсуждении проблем творчества радиожурналиста.
№ 91. Байка «Запутать слушателя в сетях противоречий»
В качестве военного преступника на Нюрнбергском процессе предстал журналист Ганс Фриче – один из «пионеров» политического радиовещания в Германии, с 1932 года последовательно занимавший посты главы новостного радиовещания, руководителя отдела радио в Министерстве народного просвещения и пропаганды, затем – главы новостного отдела этого министерства. В 1938–1942 годах он руководил отделом внутригосударственной прессы, а когда его возглавил сам Геббельс, Фриче стал вновь отвечать за радио. Журналист вещал до конца войны, поддерживая боевой дух солдат и граждан Рейха, вел еженедельную передачу «Говорит Ганс Фриче». Вместе с гауляйтером Франконии, редактором антисемитской и антикоммунистической газеты «Штурмовик» («Der Sturmer»), идеологом расизма Юлиусом Штрейхером (ввиду гибели Геббельса) он представлял на Нюрнбергском процессе нацистскую пропаганду. Давая показания, Фриче заявил, что «организовал широкую кампанию антисоветской пропаганды, пытаясь убедить общественность в том, что в этой войне повинна не Германия, а Советский Союз… Никаких оснований к тому, чтобы обвинять СССР в подготовке военного нападения на Германию, у нас не было». В отличие от Штрейхера, приговоренного к смертной казни за антисемитскую пропаганду и призывы к геноциду, Фриче был оправдан по всем трем обвинениям: суд счел доказанным, что он не призывал к преступлениям против человечности, не участвовал в военных преступлениях и заговорах с целью захвата власти. Когда стало известно, что Ганса Фриче отпускают, у выхода собралась толпа журналистов: всем хотелось увидеть знаменитого радиокомментатора. Однако Фриче прошел сквозь толпу коллег молча, не ответив ни на один вопрос. Вскоре он был осужден за другие преступления – Комиссией по денацификации. Получив 9 лет тюрьмы, Фриче вышел на свободу по состоянию здоровья в 1950 году и умер от рака через три года.
Мораль. По мнению исследователей военной пропаганды, ни один другой радиокомментатор не обладал таким талантом запутать слушателя в бесконечной и сложной сети противоречий, как Ганс Фриче. Он был не столько пропагандистом, сколько контрпропагандистом. Его задача в первую очередь заключалась в том, чтобы лишить пропаганду противника всякой почвы раньше, чем его сообщения успеют достичь немецких радиослушателей. Если обычно военная пропаганда стремилась не ссылаться на сообщения и аргументы врага, потому что так они лишний раз становятся известны радиослушателям, Фриче предложил совершенно иной метод. Он постоянно цитировал – иногда правильно, порой тенденциозно – все сообщения радио и прессы противника, пытаясь одновременно апеллировать непосредственно к государственным деятелям враждебной стороны. Так он создавал у своих слушателей впечатление непрерывной связи с противником.
Комментарий. Свои передачи Фриче обставлял так, что любому немцу казалось, будто он сам принимает участие в ожесточенном словесном споре, а радиокомментатор – «рыцарь без страха и упрека» – борется против злого дракона или заговора лжецов. Данный способ комментировать привел к тому, что многие немцы были твердо уверены в своей исключительной осведомленности о прессе противника. Более того, у них даже складывалось о ней определенное мнение. Если, например, радио англичан раз за разом передавало сообщения о серьезных разногласиях между германскими вооруженными
Диапазон применения байки. При обсуждении проблем истории и теории воздействия СМИ.
№ 92. Байка «Когда фотография не факт, а мнение»
Всем известен снимок Макса Альперта «Комбат», на котором запечатлено наступление пехотинцев в годы Великой Отечественной войны. Позднее выяснилось, что это не момент атаки, удачно схваченный фотокорреспондентом на поле боя, но и не инсценировка. Просто съемка во время учебной отработки действий красноармейцев перед наступлением. При этом снимок, опубликованный без подписи и пояснений, стал символом подвига советских воинов, инструментом пропаганды.
Мораль. Известный американский фотограф Ричард Аведон, утверждал, что «…фотография не факт, а мнение. Все снимки документальны, ни один из них не правдив». Речь идет не о вмешательстве в готовый снимок, чтобы сделать его лучше, а о том, что в большинстве случаев только автору известно, когда и где произошло событие. Почему был выбран тот или иной ракурс и затвор нажат в этот момент, а не другой? Выражение «не правдив» нельзя трактовать как синоним ложности. Ведь фотограф оперирует реальными физическими объектами, и если снимок не подвергался дальнейшей обработке с целью добавить то, чего в момент съемки не было в поле зрения камеры, «не правдивость» становится приблизительной интерпретацией правды, а не истиной. Так считает исследователь фотографии Д. Захаркин.
Комментарий. Еще в большей степени цитата американского фотографа относится к журналистской фотографии на страницах печатных СМИ. Поставленный на полосе снимок, по мнению Д. Захаркина, – уже мнение не фотографа, а редакции. И такая фотография точно не может быть правдивой. Это подтверждает знаменитый снимок Макса Альперта «Комбат». Вообще чем отличается документальность от правдивости? Документальная журналистская фотография – это полученное с помощью фотоаппарата изображение реальных героев и событий, не организованных фотожурналистом (автором снимка), сохраненное в архиве или опубликованное без каких-либо фактических изменений после съемки (с применением современных компьютерных технологий) компоновки кадра и композиции, фальсифицирующих или искажающих ход, смысл и содержание события и роль каждого его участника, оказавшегося в кадре. А достоверность, скорее, характеризует качество документального снимка – это комплекс изобразительных средств и приемов, с помощью которого достигается наиболее полное исключение всеми доступными средствами даже случайной возможности неверно истолковать содержание запечатленного на снимке события или ситуации.
Хотя эти два понятия сильно различаются, люди до сих пор воспринимают фотографию на страницах газет и журналов как неопровержимый факт. Здесь есть несколько важных моментов. Во-первых, определенное отношение к фотографии зародилось в начале XX века, когда фотофакт был неоспоримым свидетельством. До сих пор многие воспринимают изображение как нечто самое честное, где невозможно солгать или что-то исказить. При таком подходе не учитываются не только вышеупомянутые доводы, но и современные технологии, которые позволяют неограниченно корректировать изображение вплоть до полной потери смысла. Во-вторых, фотография по причине ее «естественности» не может расцениваться как фальсификация даже в случае искажения. Иными словами, если читатель будет осведомлен о недостоверности снимка, он все равно будет верить его образу, соотносить его с изображенным. Такие стереотипы очень актуальны сегодня. Они являются главным рычагом воздействия на читателей. При этом в обоих случаях возникает вопрос об этике издания.
Диапазон применения байки. При обсуждении роли фотографии в воздействии СМИ.
№ 93. Байка «Все началось с призыва за “благопристойное” празднование…»
Вечером 4 июля 1899 года редактор газеты «Tribune» Джеймс Кили сидел у постели своей тяжелобольной дочки. Грохот тысяч фейерверков не давал ей заснуть. Кили позвонил в редакцию, чтобы узнать, сколько несчастных случаев произошло в тот день в тридцати крупнейших городах Америки. Цифры говорили о том, что празднование Дня независимости унесло больше жизней, чем недавняя война США с Испанией.