119 дней до тебя
Шрифт:
Ему так нравится, когда она вот так вот искренне удивляется.
– Ох, хорошо.
– выдыхает девушка и делает небольшой глоток. Сладкое вино обжигает гортань, оставив после себя пряное послевкусие.
– Давно вы виделись? Она звонит?
– Давно. Не звонит. А если станет, мне не интересно.
Она чуть улыбается, но, тут же, мрачнеет.
– Сколько вы были вместе? – спросила тихо.
– Три года.
– Тебе не жалко?
– Чего именно?
– Ну, того, что было, что вы прожили вместе. Друзей, которые возможно отвернутся. Я-то ничего
Итан откладывает в сторону нож:
– Грустно? Человека менее склонного сейчас грустить, я даже представить не могу. Невозможно. Теперь моя очередь. Что мне делать с твоей дружбой с Эваном?
Её серые светлые глаза обретают тревожный смысл.
– Послушай, - начинает с осторожностью она. – Эван...
– Друг? – догадливо щурится парень. В который раз он уже это слышит?
– Ты должен смириться и начать с ним общаться. Или хотя бы попытаться, ради меня, если это для тебя важно. И если, конечно, он этого захочет.
– Он? – выгибает бровь Итан.
Нура устало вздыхает и хмурится:
– Я до сих пор не знаю, что на самом деле между вами произошло. Он не хочет рассказывать. И ты тоже.
– Я не «не хочу». Ты просто не спрашивала.
Мясо уложено в миску с приправами. На разделочной доске режутся овощи.
– У наших родителей было совместное дело. В основном заключённое в бумагах.
– стал рассказывать он. – Акциями владели пятеро, трое из которых по итогу, когда наступил кризис, проголосовали за определённое изменение в договорах. В их числе был мой отец. Те, кто был против, в их числе отец Эвана - потеряли бизнес.
– И они поссорились.
– И мы поссорились тоже. – кивнул Итан.
– Мне было плевать на то, что делает Ричард. Я не интересовался делами фирмы. А Эван наоборот, пытался помогать, вникал. Конечно, он был зол, я понимаю. Но…
Итан замолчал, покачал головой.
– Но ты был ни при чём. – закончила за него Нура. – Это нечестно и глупо. Он просто-напросто выместил на тебе всю свою злобу. Сделал виноватым. Теперь понятно. Он не рассказывает правду, потому что ему стыдно.
– Знаешь, - посмотрел на неё Итан. – Я попробую. Попробую поговорить с ним. Ведь я-то не злюсь. И ты права, мне важно твоё окружение. Если ты считаешь его своим другом… если хочешь, чтобы было так, то я попытаюсь вернуть, хотя бы часть былого отношения. Но дело не во мне, это ОН отдалился, САМ. Он оставил меня, а не я его, как ты думала изначально. И я до сих пор не понимаю, почему он так поступил, откуда столько взялось ненависти и злости, ведь он был мне хорошим другом. Очень-очень долгое время.
Вдруг стало душно. В любимых голубых глазах растерянное сокрушение.
– Да пошёл он тогда! – воскликнула девушка. – Извини, что я была такой идиоткой. Прости, прости. Просто всякий, каждого видит по-своему. Тогда я видела вас так: ты – плохой, он – хороший. А сейчас… сейчас пусть он делает этот шаг, или катится! Если хочет общаться с нами, пусть просит у тебя прощения.
– Не нужно мне его извинение. – перестаёт печалиться Итан. Его нежная милая Нура, в одночасье превращается
– Давай-ка сменим тему.
«Сколько же в ней, такой юной, мужества».
– Как насчёт запеченного вяленого ягнёнка?
Девушка смеётся:
– Что?
– Не смейся. Оказывается, это очень вкусно. Когда я жил здесь тогда, и буквально не выходил никуда несколько дней… В холодильнике закончилась вся еда, кроме чёртового вяленого мяса. Понятия не имею, откуда оно вообще тут взялось. Оно было везде: на бутербродах, вместо бекона с яичницей. В итоге, я просто замариновал остатки и засунул в духовку. Оно в прямом смысле спасло мне жизнь.
Нура затихает, в горле пересохло. Представила его одного, здесь, в этой квартире, расстроенным из-за неё. Встречается с ним взглядом, смотрит задумчиво, а он вопросительно сводит брови:
– Ну, ты чего?
– Ничего, просто я… Я ненавижу то утро в буфете.
– А я тот полдень, в столовой.
– кивает Итан. – Тот проклятый коридор. Прошу, прости… прекрасно знал, что обижаю. То, что я сказал тогда, не было правдой. Если бы ты не заинтересовала меня, я бы никогда не заговорил с тобой.
Нура крутит в руках всё ещё полный бокал. Наверное, ей важно было это услышать.
Где-то, в глубокой глубине души, она всегда лелеяла надежду и верила изо всех сил, что всё не просто так - эти взгляды, злость и боль. И она давно простила его, как только улыбнулся. Когда не прекратил попыток, когда рычал, пытался защитить, жалел и целовал.
Итан рад, что объяснился. Ставит мясо в духовку. Закидывает спаржу на сковородку, регулирует температуру на сенсорной панели. Допивает своё вино, хочет вновь наполнить бокалы, но девушка свой накрывает ладонью. Он наливает только себе и отставляет бутылку в сторону.
– Расскажи мне о своей семье. – наконец, садится он на стул.
– Эмм… ну, моя семья это дядя Ник и тетя Энни. Родные родители погибли, когда мне было лет пять, кажется, или около того.
Итан немного изумлён. Не знал, не ожидал.
– Я выросла на ферме… «бабочки и лошади». – улыбается она своей колкости в его сторону… Он - смущён.
– Но родилась я здесь, в Чикаго. – тут же весело добавляет гордо и продолжает. – Кстати, узнала я об этом совсем недавно. Мы жили здесь, пока родители не умерли и пока меня не удочерили и не увезли. Может быть, поэтому меня сюда притянуло, как магнитом. А может, просто судьба.
– Мне жаль.
– Нет, не нужно, это было давно. Я не скорблю. Я просто их не помню.
Он кивает и опускает взгляд. Ощущает в груди отголоски собственной жгучей боли по матери.
– Не помнишь их, совсем?
– Немного, только маму. И то, благодаря тому, наверное, что у меня есть её фотография. В свидетельстве о рождении почему-то нет имени отца.
Нура замолкает ненадолго, крутит на руке ореховый браслетик.
– Ник предположил, что они похоронены здесь. Хочу попробовать найти их, когда будет время.