12-15

Ортопед сказала:

— Девочке надо укреплять мышечный корсет. Позвоночник кривой, потому что мышцы его не держат. Нету мышц. В бассейн запишитесь.

Мама ответила извиняющимся тоном:

— Вы знаете, бассейн далеко от дома, одну я ее не отпущу туда ездить, а сама работаю с утра до вечера.

— А на ЛФК ходите?

— Да, ходит, ходит, к вам же в поликлинику и ходит…

Кажется, мама хотела добавить: «Да все без толку». Но промолчала.

— Так, есть тут у меня

один человек. Тренер в спорт-клубе, — сказала ортопед, — я ему позвоню. Может, что-нибудь получится.

Я от всей души пожелала, чтобы ничегошеньки не получилось. Чтобы ортопед случайно выбросила в мусорное ведро бумажку с нашим телефоном. Или чтобы «один человек» уехал по очень срочным делам в другой город. Или чтобы в клубе отключили свет… Не будут же люди в темноте заниматься физкультурой?

Но ортопед положила бумажку в сумочку, и уже на следующий вечер позвонила маме. Мы пошли в магазин и купили кроссовки. Не малиновые, как я хотела, а обычные, скучные.

И вот мы стояли перед железной дверью, глядя на плакат с потным квадратным мужчиной. Рельеф его живота напоминал черепаший панцирь, а руки были сплошь в бицепсах и трицератопсах… то есть трицепсах. Под мужчиной было написано: «Спорт-клуб «Геркулес».

— Нам сюда? — спросила я, надеясь, что мама ошиблась.

Но она не ошиблась.

Внутри клуба оказалось еще много квадратных мужчин и даже одна женщина, почти не квадратная. А вот тощих двенадцатилетних девочек в очках и скучных кроссовках там, увы, не было!

К нам подошел тот самый «один человек». Ему-то мама, сразу уменьшившись в размерах, объяснила, что насчет этой вот девочки Нади ему звонила Наталья Борисовна, и что у Нади нарушение осанки и совершенно нет в спине мышц. Я с ужасом смотрела на квадратного дядьку, не в силах поверить, что мама действительно оставит меня ему на растерзание. А он совсем не удивился. Как будто каждый день к нему приводили тощих двенадцатилетних девочек.

Наше появление не осталось незамеченным. На мгновение перестали стучать друг о друга железки, стих зубовный скрежет. А потом все поехало дальше. Напряглись трицератопсы, покраснели лица, послышались кряканья и кряхтенья.

С радостью утопающего я уцепилась взглядом за единственную женщину в зале, которая поднимала ногами какую-то штуку. Явно очень тяжёлую, потому что на лицо женщины нельзя было смотреть без сострадания.

— Ну, ладно, Наденька, я пошла, — сказала мама, — будь умницей. Дорогу запомнила?

— Да, — прошептала я. Голос мой провалился в живот.

— Меня зовут Сергей Макарыч, — представился тренер.

— Надя, — прошептала я, хотя уже и так было понятно, что я Надя.

— Ты, Надь, не стесняйся. Главное что? Главное — иметь четкий план тренировок. Когда есть план — это уже полдела!

И мы стали ходить от тренажера к тренажеру. В памяти всплыли пыточные орудия из фильма про средневековье, который я смотрела летом. Вернее, досмотрела я этот фильм как раз до появления в кадре пыточных

орудий, а потом мне стало как-то неинтересно, и я ушла к себе в комнату. А надо было поинтересоваться!

— Садись, — вдруг сказал Сергей Макарыч.

Я послушно села на тот самый тренажер, где недавно занималась бедная женщина. Тренер снял несколько дисков, чтобы нагрузка соответствовала моей хлипкости.

— Так, ложись, и подними ногами перекладину. Тут работают верхние бедренные мышцы!

«Не обязана я иметь всякие такие мышцы», — подумала я и честно попыталась сделать, как он сказал. Ничего не получилось. Очки сползли на кончик носа. Тренер снова снял два диска, и лишь тогда ноги согласились приподнять железки на две секунды. А когда эти секунды прошли, диски тут же брякнулись обратно с позорным грохотом.

На каждом из пыточных агрегатов Сергею Макарычу пришлось ставить для меня минимальную нагрузку. Я поправляла очки, изо всех сил старалась не корчиться, и кое-как выжимала, поднимала, притягивала. По-моему, завсегдатаи «Геркулеса» ухмылялись. Уж те, что были на плакатах, висевших по стенам, ухмылялись совершенно точно. А вот Сергей Макарыч талантливо изображал энтузиазм. А ведь мог бы сразу сказать, что делать мне в его клубе нечего, потому что я совершенно безнадежна в мышечном смысле.

После обхода владений Геркулеса я потащилась мыть руки. В теле начинались возмущения. Я скрючилась, чтобы не видеть в зеркале над раковиной лицо — красное, мокрое и несчастное.

Тренер принес лист бумаги, на котором было расписано, что именно и по сколько раз я должна совершить на пыточных агрегатах.

— Вот, держи. В следующий раз начнешь. После занятий обязательно ешь творог. Мышцы у тебя будут расти, как на дрожжах, — сказал он и улыбнулся.

Все-таки не плохой человек, хоть и квадратный. Верит в меня.

Но домой я пришла в расстроенных чувствах.

— Ну что, как позанималась? — спросила мама, вернувшись с работы.

— Тяжеловато вообще, — ответила я.

— Сначала всегда так, а потом мышцы появятся, и будешь все эти гири поднимать, как пушинки.

— Мама, нет там никаких гирь, — сказала я, — там тренажеры.

На следующее утро я стала кряхтеть и крякать, как дядьки в клубе: болели все части тела, кроме головы. Мама сказала: «Это крепатура», намазала меня кремом с веселым названием «Бодяга» и отправила в школу, невзирая на страдания.

Когда я пришла заниматься в следующий раз, Сергея Макарыча не было. Значит, мне предстояло самой разбираться с тяжеленными дисками, регулирующими нагрузку. Женщина-страдалица тоже в этот день отсутствовала. Я тщетно попыталась сдернуть проклятые железяки со стойки. И пока я это делала, весь клуб на меня косился, это уж точно.

— Ладно! — сказала я вслух и подошла к мужчине, который, как заведенный, качал пресс неподалеку. Дождавшись, когда кончится завод, я попросила:

— А вы мне не поможете диски снять, пожалуйста?