12 историй о любви
Шрифт:
– Подождите, монсеньоры, – сказал Николя. – Вы, конечно, понимаете, что я вовсе не искал таких доказательств, которые можно с ходу опровергнуть и которые первый попавшийся знаток геральдики сотрет в порошок. Вам нужен хороший процесс, который затянулся бы на долгое время, занял бы и парламент и народ и позволил бы вам привлечь на свою сторону не народ – он и без того ваш, а парламент. Посмотрите, монсеньор, как это получается: Ранье, первый герцог Лотарингский, современник Карла Великого. Гильберт, его сын, современник Людовика Благочестивого. [523] Генрих, сын Гильберта, современник Карла Лысого. [524]
523
…Людовика
524
Карл Лысый – французский король (843–877).
– Но… – начал герцог де Гиз.
– Чуточку терпения, монсеньор, мы уже подходим. Слушайте внимательно. Бон…
– Да, – сказал герцог, – дочь Рисена, второго сына Ранье.
– Верно, – подхватил адвокат, – за кем замужем?
– Бон?
– Да.
– За Карлом Лотарингским, сыном Людовика Четвертого, [525] короля Франции.
– За Карлом Лотарингским, сыном Людовика Четвертого, короля Франции, – повторил Давид. – Прибавьте еще: братом Лотаря, у которого после смерти Людовика Пятого [526] Гуго Капет [527] похитил французскую корону.
525
Людовик Четвертый Заморский – французский король (936–954).
526
Людовик Пятый Ленивый – французский король (986–987).
527
Гуго Капет – французский король (987–996), основатель династии Капетингов.
– О! О! – воскликнули одновременно герцог Майеннский и кардинал.
– Продолжайте, – сказал Меченый, – тут появляется какой-то просвет.
– Ибо Карл Лотарингский должен был наследовать своему брату Лотарю, если род Лотаря прекратится; род Лотаря прекратился; стало быть, господа, вы единственные законные наследники французской короны.
– Смерть Христова! – сказал Шико. – Эта гадина еще ядовитее, чем я думал.
– Что вы на это скажете, братец? – в один голос спросили Генриха Гиза кардинал и герцог Майеннский.
– Я скажу, – ответил Меченый, – что, на нашу беду, во Франции существует закон, который называется салическим, [528] и он сводит к нулю все наши претензии.
– Этого возражения я ожидал, монсеньор, – воскликнул Давид с гордым видом человека, честолюбие которого удовлетворено, – но помните, когда был первый случай применения салического закона?
– При восшествии на престол Филиппа Валуа в ущерб Эдуарду Английскому.
– А какова дата этого восшествия?
528
…закон, который называется салическим … – Этот закон, основанный на статьях Салической правды (записанного при Хлодвиге франкского свода обычного права), запрещал женщинам и потомкам по женской линии наследовать трон.
Меченый поискал в своей памяти.
– Тысяча триста двадцать восьмой год, – без запинки
– То есть триста сорок один год после узурпации короны Гуго Капетом; двести сорок лет после прекращения рода Лотаря. Значит, к тому году, когда был принят салический закон, ваши предки уже двести сорок лет имели права на французскую корону. А каждому известно, что закон обратной силы не имеет.
– Да вы ловкач, мэтр Николя Давид, – сказал Меченый, рассматривая адвоката с восхищением, к которому примешивалась, однако, доля презрения.
– Это весьма остроумно, – заметил кардинал.
– Это просто здорово, – высказался герцог Майеннский.
– Это восхитительно! – воскликнула герцогиня. – И вот я уже принцесса королевской крови. Теперь подавайте мне в мужья самого германского императора.
– Господи боже мой, – взмолился Шико, – ты знаешь, что у меня к тебе была только одна молитва: «Ne nos inducas in tentationem, et libera nos ab advocatis». [529]
Среди общей шумной радости один только герцог де Гиз оставался задумчивым.
529
Не вводи нас во искушение и избави нас от адвокатов (лат.).
– Неужели человек моей породы не может обойтись без подобных уловок? – пробормотал он. – Подумать только, что люди, прежде чем повиноваться, должны изучать пергаменты, вроде вот этого, а не судить о благородстве человека по блеску его глаз или его шпаги.
– Вы правы, Генрих, вы десять раз правы. И если бы судили только по лицу, то вы были бы королем среди королей, ибо говорят, что все другие принцы по сравнению с вами просто мужичье. Но для того, чтобы подняться на трон, существенно важное значение имеет, как уже сказал мэтр Николя Давид, хороший процесс, а чтобы выиграть его, надо, как сказали вы, чтобы герб нашего дома не уступал гербам, висящим над другими европейскими тронами.
– Ну тогда эта генеалогия хороша, – улыбнулся Генрих де Гиз, – и вот вам, мэтр Николя Давид, двести золотых экю, их просил у меня для вас мой брат Майенн.
– А вот и еще двести, – сказал кардинал адвокату, пока тот с глазами, блестящими от радости, опускал монеты в свой большой кошелек. – Это за выполнение нового поручения, которое мы хотим вам доверить.
– Говорите, монсеньор, я весь к услугам вашего преосвященства.
– Эта генеалогия должна получить благословение нашего святого отца Григория Тринадцатого, но мы не можем поручить вам самому отвезти ее в Рим. Вы слишком маленький человек, и двери Ватикана перед вами не откроются.
– Увы! – сказал Николя Давид. – Я человек высокого мужества, это правда, но низкого рождения. Ах, если бы я был хотя бы простым дворянином!
– Заткнись, проходимец! – прошептал Шико.
– Но, к несчастью, – продолжал кардинал, – вы не дворянин. Поэтому нам придется возложить эту миссию на Пьера де Гонди.
– Позвольте, братец, – сказала герцогиня, сразу посерьезнев. – Гонди умные люди, это надо признать, но они от нас не зависят и нам никоим образом не подчиняются. Мы можем играть разве что на их честолюбии, но честолюбивые притязания этой семейки король может удовлетворить не хуже, чем дом Гизов.
– Сестра права, Людовик, – заявил герцог Майеннский со свойственной ему грубостью, – мы не смеем доверять Пьеру Гонди так же, как мы доверяем Николя Давиду. Николя Давид наш человек, и мы можем повесить его, когда нам вздумается.
Эти простодушные слова герцога, брошенные прямо в лицо адвокату, произвели на бедного законника неожиданное впечатление: он разразился судорожным смехом, обличавшим сильнейший испуг.
– Мой брат Карл шутит, – сказал Генрих де Гиз побледневшему адвокату, – известно, что вы наш верный слуга, вы доказали это во многих делах.