12 историй о любви
Шрифт:
Родольф придвинулся к Эмме и быстро зашептал:
– Неужели вас не возмущает этот всеобщий заговор? Есть ли хоть одно чувство, которое бы они не осуждали? Благороднейшие инстинкты, чистейшие симпатии они преследуют, марают клеветой. И если двум несчастным душам удастся, наконец, встретиться, все устроено так, чтобы они не могли слиться. Но они будут стремиться, будут напрягать свои крылья, будут звать друг друга. Напрасны все препятствия! Рано или поздно, через полгода или через десять лет, но любовь соединит их, ибо этого требует рок, ибо они созданы друг для друга.
Он сидел, сложив руки на коленях, и, подняв лицо к Эмме, смотрел на нее близко и пристально. Она разглядела в его глазах тоненькие золотые нити,
Он говорил:
– «Продолжайте! Будьте тверды! Не внимайте ни нашептываниям рутинеров, ни чрезмерно поспешным советам самонадеянных экспериментаторов! Более всего радейте об улучшении почвы, о надлежащих удобрениях, о разведении племенного скота: лошадей и коров, овец и свиней! Да будут для вас эти съезды как бы мирными аренами, где победитель, покидая состязание, протягивает руку побежденному и братается с ним, подавая ему надежду на будущий успех! А вы, почтенные работники, вы, скромные слуги, чьи тягостные труды еще не пользовались до сего времени вниманием ни одного правительства, – вы получите ныне награду за свои мирные добродетели, и знайте твердо, что отныне государство неослабно следит за вами, что оно подбадривает вас, что оно покровительствует вам, что оно удовлетворит ваши справедливые притязания и, поскольку будет в его силах, облегчит бремя ваших тягостных жертв!»
С этими словами г-н Льевен уселся на место; встал и заговорил г-н Дерозерэ. Речь его была, быть может, и не так цветиста, как речь советника, но зато отличалась более положительным характером стиля – более специальными познаниями и более существенными соображениями. Так, в ней гораздо меньше места занимали похвалы правительству: за их счет уделялось больше внимания земледелию и религии. Оратор указал на их взаимную связь и способы, которыми они совместно служили всегда делу цивилизации. Родольф говорил с г-жой Бовари о снах и предчувствиях, о магнетизме. Восходя мыслью к колыбели человечества, г-н Дерозерэ описывал те дикие времена, когда люди, скрываясь в лесных чащах, питались желудями. Потом они сбросили звериные шкуры, облачились в сукно, прорыли борозды, насадили виноградники. Являлось ли это истинным благом, не были ли эти открытия более чреваты несчастиями, нежели выгодами? Такую проблему ставил перед собою г-н Дерозерэ. От магнетизма Родольф понемногу добрался до сродства душ; и, пока господин председатель приводил в пример Цинцинната за плугом, Диоклетиана за посадкой капусты и китайских императоров, празднующих начало года священным посевом, молодой человек объяснял молодой женщине, что всякое неотразимое
– Вот и мы тоже, – говорил он. – Как узнали мы друг друга? Какая случайность привела к этому?.. Уж конечно, сами наши природные склонности влекли нас, побеждая пространство: так две реки встречаются, стекая каждая по своему склону.
Он схватил Эмму за руку; она ее не отняла.
– «За разведение различных полезных растений…» – кричал председатель.
– Например, в тот час, когда я пришел к вам впервые…
– «…господину Визе из Кенкампуа…»
– знал ли я, что буду сегодня вашим спутником?
– «…семьдесят франков!»
– Сто раз я хотел удалиться, а между тем я последовал за вами, я остался…
– «За удобрение навозом…»
– …как останусь и сегодня, и завтра, и во все остальные дни, и на всю жизнь!
– «господину Карону из Аргейля – золотая медаль!»
– Ибо никогда, ни в чьем обществе не находил я такого полного очарования…
– «…Господину Бэну из Живри-Сен-Мартен!»
– …и потому я унесу с собою воспоминание о вас…
– «За барана-мериноса…»
– Но вы забудете меня, я пройду мимо вас словно тень…
– «Господину Бело из Нотр-Дам…»
– О нет, ведь как-то я останусь в ваших воспоминаниях, в вашей жизни!
– «За свиную породу приз делится ex aequo [435] между господами Леэриссэ и Кюллембуром. Шестьдесят франков!»
Родольф жал Эмме руку и чувствовал, что ладонь ее горит и трепещет, как пойманная, рвущаяся улететь горлица; но тут – пыталась ли она отнять руку, или хотела ответить на его полотне, – только она шевельнула пальцами.
– О, благодарю вас! – воскликнул он. – Вы не отталкиваете меня! Вы так добры! Вы понимаете, что я весь ваш! Позвольте же мне видеть, позвольте любоваться вами!
435
Поровну (лат.)
Ветер ворвался в окно, и сукно на столе стало топорщиться; а внизу, на площади, у всех крестьянок поднялись, словно белые крылья бабочек, оборки высоких чепцов.
– «За применение жмыхов маслянистых семян…» – продолжал председатель.
Он торопился:
– «За фламандские удобрения… за разведение льна… за осушение почвы при долгосрочной аренде… за верную службу хозяину…»
Родольф молчал. Оба глядели друг на друга. От мощного желания дрожали пересохшие губы; томно, бессильно сплетались пальцы.
– «Катерине-Никезе-Элизабете Леру из Сассето ла Герьер за пятидесятичетырехлетнюю службу на одной и той же ферме – серебряная медаль ценою в двадцать пять франков!»
– Где же Катерина Леру? – повторил советник. Работница не выходила. В толпе перешептывались:
– Иди же!
– Не туда!
– Налево!
– Не бойся!
– Вот дура!
– Да где она, наконец? – закричал Тюваш.
– Вот!.. Вот она!
– Так пусть же подойдет!