12 историй о любви
Шрифт:
Между тем Эмма пришла в себя и вспомнила о Берте, которая спала там, в Ионвиле, у няни в комнате. Но тут под окнами проехала телега, нагруженная длинными железными полосами, и оглушительный металлический грохот ударил в стены.
Эмма вдруг убежала, сбросила свой маскарадный костюм, сказала Леону, что ей пора домой, и, наконец, осталась одна в гостинице «Булонь». Все было ей невыносимо, в том числе и она сама. О, если бы можно было птицей улететь куда-нибудь далеко, в незапятнанные пространства, чтобы обрести новую
Она вышла на улицу, пересекла бульвар, Кошскую площадь и предместье и попала на мало застроенную улицу, всю в садах. Эмма шагала быстро, свежий воздух успокаивал ее; и понемногу толпа, лица, маски, кадрили, люстры, ужин, эти женщины – все исчезло, как уносится туман. Дойдя до «Красного креста», она поднялась в свою комнату на третьем этаже, где висели картинки из «Нельской башни», и бросилась на кровать. В четыре часа дня ее разбудил Ивер.
Дома Фелиситэ показала ей серую бумагу, спрятанную за часами. Она прочла:
«На основании исполнительного постановления суда…»
Какого суда? Действительно, Эмма не знала, что накануне уже приносили другую бумагу, и она оцепенела, прочтя:
«Именем короля, закона и правосудия повелевается госпоже Бовари…»
Пропустила несколько строк и увидела:
«Не позже, как через двадцать четыре часа… (Что это такое?..) уплатить всю сумму в восемь тысяч франков».
А еще ниже значилось:
«К чему она и будет принуждена всеми законными средствами, в частности же наложением ареста на движимое и недвижимое имущество».
Что делать?.. Через двадцать четыре часа: значит – завтра! «Должно быть, Лере снова пугает», – подумала она; ей сразу стала понятна его тактика, конечная цель всех его любезностей. Самая чрезмерность суммы несколько успокоила ее.
Но на самом деле, покупая вещи и не платя за них, занимая деньги, подписывая и переписывая векселя, – причем с каждой отсрочкой сумма долга все увеличивалась, – Эмма успела подготовить г-ну Лере целый капитал, и теперь он с нетерпением ждал его для дальнейших комбинаций.
Эмма явилась к нему с самым непринужденным видом.
– Вы знаете, что я получила? Это, конечно, шутка?
– Нет.
– Как это?
Он медленно отвернулся, скрестил на груди руки и сказал:
– Уж не думаете ли вы, милая барынька, что я до скончания веков буду служить вам поставщиком и банкиром ради одних ваших прекрасных глаз? Судите сами: надо же мне вернуть свои деньги!
Эмма возмутилась суммой.
– Ну что ж! Она признана судом! Судебное постановление! Вам эта цифра заявлена официально. Да, впрочем, это ведь все не я, а Венсар.
– Но разве вы не могли бы?..
– О, решительно ничего.
– Но… все-таки… Давайте подумаем…
И она понесла всякий вздор: она ничего не знала… такая неожиданность.
– А кто виноват? – с ироническим поклоном возразил Лере. – Я спускаю с себя семь потов, словно негр,
– Ах, пожалуйста, без нравоучений!
– Это никогда не вредит, – был ответ.
Эмма унижалась, умоляла; она даже тронула купца за колено своими красивыми длинными белыми пальцами.
– Только уж оставьте меня! Можно подумать, что вы хотите меня соблазнить!
– Негодяй! – воскликнула она.
– Ого, какие мы скорые! – со смехом ответил Лере.
– Все будут знать, кто вы такой. Я скажу мужу…
– Ну что ж! А я ему, вашему мужу, кое-что покажу!
И Лере вытащил из несгораемого шкафа расписку на тысячу восемьсот франков, полученную от Эммы, когда Венсар учитывал ее векселя.
– Вы думаете, – добавил он, – что бедняга не поймет вашего милого воровства?
Эмма вся так и сжалась, точно ее ударили обухом по голове. Лере прохаживался от окна к столу и обратно и все повторял:
– А я покажу… А я покажу…
Потом вдруг подошел поближе и мягко сказал:
– Я знаю, что это не очень приятно, но в конце концов от этого еще никто не умирал, и раз другого способа вернуть мне деньги у вас нет…
– Но где же мне их взять? – ломая руки, говорила Эмма.
– Э, да у вас ведь есть друзья!
И поглядел на нее так пронзительно и страшно, что она вся содрогнулась.
– Обещаю вам! – сказала она. – Я подпишу…
– Хватит с меня ваших подписей!
– Я еще продам…
– Да бросьте! – проговорил Лере, пожимая плечами. – У вас больше ничего нет.
И крикнул в слуховое окошко, выходившее в лавку:
– Аннет! Не забудь о трех отрезах номер четырнадцать.
Появилась служанка; Эмма поняла и спросила, сколько нужно денег, чтобы прекратить все дело.
– Слишком поздно!
– Но если я вам принесу несколько тысяч франков, четверть суммы, треть – почти все?
– Нет, нет, ни к чему это.
Он осторожно подталкивал ее к лестнице.
– Заклинаю вас, господин Лере, еще хоть несколько дней!
Она рыдала.
– Ну вот! Теперь слезы!
– Вы приводите меня в отчаяние!
– Подумаешь! – сказал Лере и запер дверь.
VII
На другой день, когда судебный пристав мэтр Аран с двумя понятыми явился к ней описывать имущество, она вела себя стоически.
Посетители начали с кабинета Бовари, но не стали накладывать арест на френологическую голову, отнеся ее к орудиям профессиональной деятельности; зато переписали в кухне все блюда, горшки, стулья, подсвечники, а в спальне – все безделушки, какие были на этажерке. Пересмотрели все платья Эммы, белье, туалетную комнату; все ее существование, со всеми интимнейшими своими уголками, лежало перед этими тремя мужчинами на виду, словно вскрываемый труп.