12 лет рабства. Реальная история предательства, похищения и силы духа
Шрифт:
Сцена на хлопковом поле: освобождение Соломона
Обменявшись рукопожатием с шерифом и познакомившись с мистером Нортапом, он пригласил их в дом, велев мне тем временем принести дров. Прошло довольно долгое время, прежде чем мне удалось нарубить охапку, поскольку я каким-то необъяснимым образом утратил способность владеть топором с той всегдашней точностью, которая была мне свойственна. Когда я наконец вошел в дом, весь стол был устлан бумагами, одну из которых читал Нортап.
– Платт, знаешь ли ты этого джентльмена?
– Да, господин, – ответил я, – я знаю его столько, сколько себя помню.
– Где он живет?
– Он живет в штате Нью-Йорк.
– Ты когда-нибудь жил там?
– Да, господин, – я родился и вырос там.
– В таком случае ты свободен. Слушай, ты, чертов ниггер, – воскликнул он, – почему ты не рассказал мне об этом, когда я тебя покупал?
– Господин Эппс, – ответил я несколько иным тоном, чем привык к нему обращаться, – господин Эппс, вы не дали себе труда спросить меня; кроме того, я говорил одному из моих хозяев – человеку, который меня похитил, – что я вольный, и он за это едва не запорол меня до смерти.
– Похоже, кто-то написал для тебя письмо. Ну-ка, говори, кто это? – потребовал он властно. Я не ответил.
– Я спрашиваю, кто написал это письмо? – спросил он снова.
– Вероятно, я написал его сам, – ответил я.
– Ты не мог побывать на марксвильской почте и вернуться до рассвета, я знаю.
Он настаивал, чтобы я рассказал, а я наотрез отказывался это сделать. Он принялся сыпать страшными угрозами в адрес этого человека, кто бы он ни был; кричал, что кроваво и жестоко отомстит ему, когда узнает, кто он такой. Все его манеры и поведение были выражением чувства ярости в адрес неизвестного, который написал для меня письмо, и раздражения из-за того, что ему предстоит лишиться значительной части собственности. Обратившись к мистеру Нортапу, Эппс клялся, что если бы только узнал о его приезде хотя бы за час, то избавил бы его от хлопот по доставке меня обратно в Нью-Йорк; что он загнал бы меня в болото или какое-нибудь иное безлюдное место, где все шерифы на свете не смогли бы меня отыскать.
Я вышел во двор и собирался было переступить порог кухни, когда что-то ударило меня в спину. Тетушка Феба, выйдя из задней двери большого дома с котлом, полным картофелин, швырнула одной из них в меня с необыкновенной энергией, таким образом давая понять, что она хочет переговорить со мной наедине. Подбежав ко мне, она зашептала на ухо с величайшей серьезностью:
– Господь всемогущий, Платт. Подумать только! Так эти двое за тобой приехали. Я слышала, они массе говорили, мол, ты свободный – у тебя жена и трое детей там, откуда ты родом. С ними поедешь? Дурак будешь, если не поедешь! Ох, если бы только я могла… – Слова тетушки Фебы лились в том же духе неудержимым потоком.
Через некоторое время в кухню явилась госпожа Эппс. Она много всего мне наговорила и всё недоумевала, почему я не рассказал ей, кто я такой. Она выразила свое сожаление и даже сделала мне комплимент, сказав, что скорее предпочла бы лишиться любого другого слуги на плантации. Окажись в тот день на моем месте Пэтси, радость хозяйки была бы безмерной. Теперь же не осталось никого, кто смог бы починить кресло или другую мебель; никого, кто мог быть
Эппс позвал Боба и велел ему оседлать лошадь. Другие рабы тоже, преодолев страх перед наказанием, оставили свою работу и пришли на двор. Они столпились позади хижин, прячась от Эппса. Они подзывали меня к себе и с самым рьяным любопытством, взволнованные до крайности, беседовали со мной и расспрашивали меня. Если бы я мог точно повторить слова, которые они говорили, с теми же оборотами – если бы я только мог описать их чувства и выражения их лиц – воистину, то была бы интересная картина. В их глазах я внезапно поднялся на неизмеримую высоту – сделался существом чрезвычайной важности.
Когда все юридические бумаги были подписаны и заключена договоренность о встрече с Эппсом на следующий день в Марксвиле, Нортап и шериф сели в экипаж, чтобы двинуться в обратный путь. Я тоже уже был готов сесть на козлы, но шериф сказал, что я должен попрощаться с мистером и миссис Эппс. Я побежал обратно к веранде, где они стояли, и, сняв шляпу, проговорил:
– Прощайте, госпожа.
– Прощай, Платт, – мягко проговорила миссис Эппс.
– Прощайте, господин.
– Ах ты, чертов ниггер, – пробормотал Эппс мрачным, зловещим тоном, – нечего так радоваться. Ты еще не убрался отсюда – еще поглядим завтра в Марксвиле, как пойдет дело.
Я был всего лишь «ниггером» и знал свое место, но мне доставило бы огромное утешение, если бы я осмелился на прощание хорошенько его пнуть. Когда я шел обратно к экипажу, Пэтси выбежала из-за хижины и обвила мою шею руками.
– О, Платт! – воскликнула она, заливаясь слезами, – ты будешь свободен, ты уедешь далеко отсюда, и мы тебя больше никогда не увидим. Ты так часто избавлял меня от кнута, Платт; я рада, что ты будешь свободным – но, о Боже мой, Боже мой! Что со мною станется?
Высвободившись из ее объятий, я сел в экипаж. Возница щелкнул кнутом, и мы покатили прочь. Я оглядывался назад и видел Пэтси с поникшей головой, осевшую на землю; миссис Эппс на веранде; дядюшку Абрама, и Боба, и Уайли, и тетушку Фебу, которые стояли у ворот, глядя мне вслед. Я махал им рукой, но тут экипаж завернул за поворот байю, скрывая их от моих глаз навсегда.
Мы остановились ненадолго на сахарной мануфактуре Кэри, где трудилось огромное число рабов, поскольку такое предприятие было диковинкой для северянина. Мимо нас во весь опор проскакал верхом Эппс – направляясь, как мы узнали на следующий день, в «Сосновые Леса», чтобы повидаться с Уильямом Фордом, который привез меня в эти края.
Во вторник, 4 января, все мы – Нортап, Уоддилл, судья, шериф Авойеля, Эппс и его поверенный, преподобный Г. Тейлор, а также я сам – встретились в зале гостиницы в Марксвиле. Мистер Нортап изложил факты, касающиеся меня, и продемонстрировал свою письменную доверенность вместе с приложенными к ней аффидевитами. Шериф рассказал о сцене на хлопковом поле. Меня снова подвергли долгому допросу. Наконец мистер Тейлор заверил своего клиента, что он удовлетворен и что затягивание дела не только дорого обойдется, но и совершенно бесполезно. В соответствии с его советом были составлены и подписаны всеми сторонами бумаги, в которых Эппс заверял, что удовлетворен доказательствами моих прав на свободу и формально передавал меня властям штата Нью-Йорк. Кроме того, постановили, что запись об этом деле будет внесена в архив Авойеля [105] .
105
См. Приложение В. – Прим. автора.