12 новых историй о настоящей любви (сборник)
Шрифт:
В том, что он сказал, не было ничего плохого. Ведь это всего лишь летний роман. К тому же он прав. Она должна ехать туда, куда захочет. Ей не нужно, чтобы Илай ждал ее переезда в город. Можно ночевать на диване у Моузи, пока не найдется работа. В общежитиях ведь есть диваны?
– Грейси, – сказал Илай, потянувшись за ее рукой.
Она подскочила на ноги.
– Мне надо встретиться с Моузи и Лайлой.
Он тоже встал. Солнце липло к его волосам и коже, такое яркое, что больно смотреть.
– Давай
– Ага.
Она подхватила сумку и вскочила на велосипед, решительно собираясь уехать от него раньше, чем ее гордость выплеснется наружу и потечет по ее лицу горючими слезами. Она крутила педали изо всех сил, опасаясь, что он поедет за ней. Отчаянно надеясь на это.
На следующий день она не пошла на работу. Не то чтобы это было сознательное решение. Она просто позволила минутам утекать сквозь пальцы. К ней домой Илай не пойдет. Он ни разу не был у нее в комнате, не смотрел телевизор на диване в ее гостиной – просто торчал перед домом со своим велосипедом, пока Грейси забегала домой, чтобы взять свитер или переобуться. А она даже ни разу не видела его родителей. Потому что все это – реальная жизнь, а у них было что-то совсем другое.
«Не дури, – убеждала она себя. – Он уедет через два дня. Наслаждайся, пока можно. Развлекайся». Но Грейси не очень-то умела развлекаться – во всяком случае, так, как это делали другие. Человеку, который ей нравится, она нравится недостаточно, чтобы он хотел с ней чего-то большего, и она не могла притворяться, что это ее не ранит. Она была для него все равно что мороженое в вишневой глазури, старые книжки и пластинки на пыльных книгах – все это интересовало Илая и, может быть, даже действительно нравилось ему, но это всего лишь летнее увлечение, которое забудется, как только сменится погода.
Она читала. Смотрела телевизор. А потом выходные закончились, и она знала, что Илай уехал. И ничего страшного. Следующим летом она не будет дожидаться его в «Дэйри Квин» или в сувенирном. Она окончит школу и уедет в Нью-Йорк, в Канаду или еще куда-нибудь. Но в Литтл-Спиндл ее больше не будет.
Спустя неделю после начала занятий Грейси пошла к Анна-Ли. Она и не собиралась туда идти, но каким-то образом все равно оказалась под флуоресцентными лампами в «Дэйри Квин».
Она не стала ничего заказывать. Есть не хотелось. Она уселась на диванчик и спросила:
– Что мне сделать, чтобы стало лучше? Чтобы не было так больно?
Анна-Ли отложила свой кроссворд.
– Надо попрощаться.
– Слишком поздно. Он уехал.
– Иногда все равно помогает сказать «прощай».
– А вы можете мне сказать… он чувствовал то же, что и я?
– Ах, цигеле… – Анна-Ли легонько постучала своей ручкой по ладони Грейси. Некоторые из нас носят свое сердце на виду, а некоторые в укромном месте.
Грейси вздохнула. Неужели она правда рассчитывала, что Анна-Ли сможет
Хотя погода стояла теплая, главная улица уже опустела, а когда она свернула на узкую тропинку, которая вела к ее бухточке, ей показалось, что лес будто держит последний печальный дозор этого лета. Ее кольнуло чувство вины. Раньше, до Илая, эта бухта была безымянной и принадлежала только ей. «Где ты пропадала?» – шептали сосновые иголки.
Она прислонила велосипед к дереву на полянке и пошла к берегу. Это место больше не казалось заповедным. Моузи ведь что-то говорила про нечистую силу? Бухта казалась полной призраков, которой ей хотелось изгнать. У нее было столько хороших воспоминаний об Илае. Неужели придется изгнать и их?
И вдруг Грейси услышала звук: протяжный тихий вздох, который мог быть и дуновением ветра. И следом за ним еще один. Она посмотрела на затененную кромку берега. На мелководье лежало тело.
Она не помнила, как двигалась: в одно мгновение она еще стояла потрясенная на берегу, а в следующее уже оказалась на коленях в воде.
– Илай! – воскликнула она. – Ты вернулся! Что случилось? Что с тобой? – Он был бледный почти до синевы, на коже проступали вены.
– Не надо было ждать. Мне отведено три месяца. Таковы правила.
– Какие еще правила?
– Я хотел попрощаться.
– Илай!
– Я повел себя эгоистично. Я не хотел, чтобы ты переехала в город. Я хотел ждать возможности снова увидеть тебя. Прости меня. Мне так жаль, Грейси. Зимы такие долгие.
– Илай, у меня с собой телефон. Я могу позвонить…
– Теперь я умираю, так что я могу сказать тебе…
– Ты не умираешь! – закричала Грейси. – У тебя обезвоживание или переохлаждение, – но, сказав это, она вдруг заметила, что вода теплее, чем должна быть.
– Это был я в тот день. Ты кидала в воду камушки. Ковыряла коленку. Я видел тебя всего секунду. Это был последний день мая, – его веки трепетали, то закрываясь, то открываясь. – Не надо было тебя целовать, но мне так давно этого хотелось. Это лучше, чем мороженое. Лучше, чем книги.
Тут она заплакала.
– Илай, пожалуйста, позволь мне…
– Уже слишком поздно.
– Кто это сказал? Кто?
Он едва заметно пожал плечами, содрогнувшись.
– Озеро. Мне отведено три месяца на суше. Но потом я всегда должен возвращаться туда.
В памяти Грейси живо возник тот день у озера, чудище в воде. Этого просто не может быть.
– Там, под водой, нет книг, – сказал он. – Нет слов, нет языка.
Нет «Дэйри Квин», велосипедов и музыки. Этого просто не может быть. Грейси моргнула, и очертания Илая вдруг стали расплываться. Он был отчасти человеком, отчасти чем-то еще. Она вспомнила, как Анна-Ли постучала ручкой по ее руке. «Некоторые из нас носят свое сердце на виду, а некоторые прячут в укромном месте».