12 ульев, или Легенда о Тампуке

Тихомиров Валерий

Убедившись, что взмахи руками и странные телодвижения травматолога не несут в себе никакой опасности, Семен потерял к нему интерес. Предоставленный сам себе, Игорь Николаевич разошелся не на шутку. По ночам он выходил на середину холла и, предельно концентрируясь, рассылал во все стороны импульсы. Попытки повлиять биополями сразу на всех психов результатов не дали. После недели бессонных ночей Рыжов решил перейти к индивидуальным воздействиям.

Опыт начался в полночь. Сосед мирно посапывал у батареи, не вынимая пальца изо рта. Собрав волю в кулак, Игорь Николаевич сконцентрировал энергию и приблизился

вплотную к объекту. Долгих полчаса он рисовал над спящим магические круги и шептал заклинания.

Вдруг дыхание подопытного участилось. Он неожиданно захрапел и поменял во рту большой палец на указательный. Это движение настолько обнадежило исследователя, что тот еще около часа мучительно посылал энергетиеские потоки в поврежденный мозг соседа. Но больше никаких изменений не происходило. Вконец обессиленный, Игорь Николаевич в последний раз взмахнул руками и хлопнул в ладоши, как это делал обычно, заканчивая «работу». Из головы не шла загадочная смена пальца во рту. Зародившаяся надежда скрашивала горечь поражения. Оптимистично хлопнув еще раз в ладоши, Рыжов потер их друг о друга, склонился к испытуемому и, грозя пальцем в закрытые глаза, уверенно произнес;

— Хана тебе. Я тебя добью, не сомневайся.

От второго хлопка Че Гевара открыл глаза. После слов экстрасенса он неожиданно завопил и наделал в штаны, что называется, по полной программе.

Оторванный жутким криком от обычной ночной трапезы с бутылкой водки и симпатичной медсестрой, Семен ворвался в палату, как ураган. Ситуацию усугублял резкий запах, распространяющийся с удивительной быстротой.

— Ты что с ним сделал, экстрасенс? Это ты из него говно выдавил? — Неизбежная помывка пациента опустила в испражнения эротические мечты санитара.

— Я его не трогал, — неуверенно солгал Рыжов.

— Теперь потрогаешь! — с куда большей уверенностью ответил Семен. — Веди в умывальник и раздевай. Я шланг подготовлю.

Спорить почему-то не хотелось. Игорь Николаевич помог подняться на удивление быстро вставшему соседу. Оглядывая решетки на окнах, тот вдруг забубнил, как заклинания:

— Хана... добью... — затем пошли и вовсе непонятные слова. — Черный... бай... камень...

Ввиду отсутствия на отделении душевой процедура помывки таких больных была отработана давно и на удивление рациональна. Голый Че Гевара стоял посреди туалета. Из длинного шланга на него с увлечением лил холодную воду медбрат первой категории Семен Барыбин. Горячей он не пользовался в воспитательных целях, объясняя это врачам, как способ закаливания и выработку «условного рефлекса на обсирание». По таким мелочам с ним никто не дискутировал. Тем более что в его смену подобные вещи действительно происходили крайне редко. Работы академика Павлова оспаривать никто не собирался.

Дабы не приближаться к объекту на критическое расстояние, Барыбин использовал швабру для мытья полов. Манипуляции сопровождались короткими, но доступными для понимания словами:

— Раздвигай булки! Мой дупло!

Однако на этот раз реакции пациента несколько озадачили опытного санитара. За время процедуры существо, раньше безмолвно сосавшее палец, окончательно вернулось к жизни.

— Это, чё за зона, в натуре! Кума тащи сюда! Завтра Генеральному малява пойдет! Ответишь за беспредел! Градус давай, начальник!

Услышав,

какого монстра он «вернул к жизни», Игорь Николаевич бочком вышел из туалета и тихо лег в кровать. Засыпая, он гордо назвал себя Франкенштейном.

Глава 35

НЕГР В ТЕМНОЙ КОМНАТЕ

Поездка в Сертолово-2 результатов не дала. Сумасшедший травматолог сгинул в необъятных болотах ленинградчины. А с ним и надежда отыскать Тампука. Виктория Борисовна устало вошла в квартиру. Слава Богу! Теперь — ванна, еда, сон.

Она подошла к вешалке, где все еще висело пальто Мананги, вздохнула и повесила рядом свое. Женщина механически перемещалась по квартире, раскладывая вещи. Предвкушение отдыха истомой разливалось по всему телу. Она зашла в ванную, скинула халат и включила воду.

Забыть, успокоиться, отключиться не удалось. Чувства оказались сильнее навыков. Вот так же несколько дней назад она стояла у зеркала, а на диване в гостиной мирно посапывал Мананга... Виктория Борисовна намочила ладонь и провела по лицу.

— Старею.

Чем «взял» ее этот улыбчивый чернокожий мальчишка, она не знала, да и не хотела знать. Хана тряхнула головой, энергично встала, накинула халат. В движении было легче. Повинуясь интуитивному порыву, она снова подошла к вешалке. Пальто чернокожего друга, хранящее грязные следы контакта с российской медициной, висело, беззащитно и нежно прислонившись к одежде Виктории Борисовны. Она стряхнула ладонью высохшую грязь.

— Среди трупов тебя не было — уже хорошо. Значит, либо они взяли тебя с собой, либо ты сбежал сам. Ну, насчет сбежал, я перехватила... — она посмотрела на перепачканные гипсом ботинки, стоящие на полке под вешалкой. Один из них, тот, что сумасшедший эскулап привязал к гипсу, из темно-коричневого превратился в белый. — Вот гады! Мало что нога после них не ходит, так еще и обувь до кучи испортили...

Виктория Борисовна взяла ботинок и, осматривая со всех сторон, покрутила перед глазами. Внутри что-то шевельнулось.

— Неужто мышь? — Виктория Борисовна резко засунула туда руку, но ожидаемого мягкого и теплого шерстяного комочка не нащупала. Вместо этого ботинок родил на свет кожаный мешочек с чем-то круглым и твердым.

С минуту Хана рассматривала находку.

— И из-за этого — весь сыр-бор? Куда мир катится? Поймаю — и засуну им это в задницу, — уверенно произнесла женщина. — Ты, не против, пацан? — она легонько ткнула кулаком в пальто Мананги.

Она приняла ванну, поела на скорую руку и быстро уснула. Сон ее был глубоким и спокойным.

На следующий день Виктория Борисовна и Файнберг возобновили поиски Мананги. Профессор предпринимал трудоемкие походы по городу, невзирая на мокрый снег и грязь под ногами. Он месил ее, пробираясь в давке утренних и вечерних «пиковых» часов, с упорством ползущего по камням на нерест лосося. В деканате и общежитиях мединститута, в больницах и травмпунктах он ориентировался прекрасно, но это не помогало. Нигериец не желал ни учиться, ни лечиться. Хотя как положительный факт следовало отметить, что и в моргах его не видели. К исходу третьего дня медицинские учреждения, фантазия и силы Виктора Робертовича иссякли. Профессор сел в любимое кресло, вытянул ноги и сказал: