12 великих античных философов
Шрифт:
– О мать, как прекрасен мой дед!
Когда же Мандана спросила Кира, кто кажется ему более красивым, отец или Астиаг, Кир сказал:
– Матушка, самый красивый из персов – это мой отец, а из мидян, сколько я их ни видел по пути сюда и здесь при дворе, красивее всех мой дед.
Ответив на его приветствие, Астиаг приказал надеть на Кира прекрасный наряд и воздал ему почести, украсив его гривнами и браслетами. Если ему приходилось отправляться в путь, он брал с собой Кира, сидевшего в таких случаях на коне с золотой уздечкой, как обычно выезжал и сам Астиаг. Кир
Как-то Астиаг обедал вместе с дочерью и Киром. Желая угостить мальчика самыми вкусными блюдами, чтобы Кир меньше тосковал по дому, Астиаг придвигал к нему всяческие закуски, соусы и кушанья. Как говорят, Кир сказал при этом:
– Дедушка, как много неприятностей доставляет тебе этот обед, если тебе приходится тянуть руки ко всем этим сосудам и отведывать от каждого из этих разнообразных блюд!
– А что, разве этот обед не кажется тебе гораздо более роскошным, чем тот, который бывает у персов? – возразил Астиаг.
– Нет, дедушка, не кажется. Мы достигаем насыщения гораздо более простым и кратким путем, чем вы. У нас принято утолять голод хлебом и мясом, вы же стремитесь к той же цели, что и мы, но совершаете много отклонений в пути и, блуждая в разных направлениях, с трудом приходите туда, куда мы уже давно пришли.
– Мой мальчик, – сказал Астиаг, – блуждая таким образом, мы отнюдь не испытываем огорчения. Если ты отведаешь эти блюда, – добавил он, – ты убедишься, что все это очень вкусно.
– Но, дедушка, я вижу, что и ты испытываешь отвращение ко всем этим яствам!
– Почему ты утверждаешь это?
– А потому, – отвечал Кир, – что замечаю, как ты, когда берешь рукою хлеб, ничем ее не вытираешь, когда же касаешься какого-либо из этих блюд, сейчас же вытираешь руки полотенцем, как будто тебе очень неприятно брать их полной горстью, На это Астиаг сказал:
Если ты так полагаешь, мой мальчик, то угощайся тогда мясом, чтобы возвратиться домой сильным юношей.
Говоря так, он приказал подать Киру побольше мяса, дичи и домашних животных. Когда Кир увидел, как много мяса ему принесли, он попросил:
– Могу ли я, дедушка, распорядиться этим мясом, которое ты мне даешь, так, как захочу?
– Конечно, клянусь Зевсом!
Кир стал раздавать куски мяса придворным, прислуживавшим его деду, говоря при этом каждому:
– Тебе я даю за то, что ты так усердно обучаешь меня верховой езде, а тебе за то, что подарил мне копье и теперь у меня есть такое оружие. [976] Тебе же за то, что ты так хорошо ухаживаешь за моим дедом, а тебе за то, что ты так почтителен к моей матери. Подобным образом поступал Кир, пока не раздал все мясо, которое у него было.
– А почему Саку, моему виночерпию, которого я более всех отличаю, ты ничего не даешь? – сказал Астиаг.
Сак был красавцем и имел почетное право допускать просителей к Астиагу, а также отказывать
Тогда Кир быстро, не раздумывая, спросил Астиага, поступив смело и непосредственно, как все дети:
– А за что же ты, дедушка, так его отличаешь? Астиаг, усмехнувшись, шутливо ответил:
– Разве ты не видишь, каким прекрасным и достойным образом он исполняет свою должность виночерпия?
Виночерпии мидийских царей умело, не проливая ни капли, разливают вино, держат фиалу [977] тремя пальцами и подают ее самым изящным образом пирующему. Отвечая Астиагу, Кир попросил его:
– Прикажи Саку, дедушка, передать чашу мне, чтобы и я, ловко наливая тебе вино, если это мне удастся, мог завоевать твое расположение.
Астиаг приказал передать ему чашу. Тогда Кир, взяв ее, так же искусно выполоскал ее, как это делал Сак, и с таким серьезным и полным достоинства видом поднес и передал фиалу деду, что мать и Астиаг расхохотались. И сам Кир, рассмеявшись, прыгнул на колени деду и, поцеловав его, сказал:
– О, Сак, ты погиб, Я займу твою должность. Ведь, не говоря уже о том, что я исполняю должность виночерпия искуснее, чем ты, я сам не отпиваю вина из чаши.
Как известно, виночерпии царей, когда подают фиалу, зачерпнув из нее киафом, [978] наливают себе в левую руку вина и выпивают. Делается это для того, чтобы они сами испытали на себе действие яда, если подмешают его в вино. 10 Улыбнувшись, Астиаг спросил:
– Почему же, Кир, ты, во всем прочем подражая Саку, не отпил вина из чаши?
– А потому, – отвечал Кир, – что я, клянусь Зевсом, побоялся, как бы в Кратере [979] с вином не оказался яд. Ведь когда ты угощал своих друзей, празднуя день рождения, я точно заметил, что он подлил яду всем вам.
– Как же ты, мой мальчик, заметил это?
– Я заметил это, клянусь Зевсом, по тому весьма расстроенному состоянию, в каком оказались и тела ваши и души. Прежде всего, вы делали все то, что запрещаете делать нам, детям. Вы хором кричали, не понимая друг друга, очень смешно пели; не слыша поющего, уверяли, что он поет необыкновенно хорошо. Каждый из вас хвастал своей силой, но когда вы хотели подняться, чтобы пуститься в пляс, вы не только танцевать под музыку, но даже встать не могли. И ты совершенно забыл о том, что ты царь, а другие – что ты над ними господин. Тут-то я впервые понял, что это и есть свобода слова – то, чем вы тогда занимались. Ведь вы говорили, не умолкая. Тогда Астиаг спросил:
– А твой отец разве не бывает пьян?
– Нет, клянусь Зевсом!
– Но что же с ним в подобном случае происходит?
– Он лишь утоляет жажду и ничего дурного с ним не случается. Как я полагаю, дедушка, это происходит оттого, что не Сак служит у него виночерпием. Услышав это, Мандана сказала Киру:
– Почему ты, мой мальчик, так нападаешь на Сака? Кир ответил:
– Потому, что я его ненавижу. Много раз этот гнусный человек не пропускал меня к деду, когда я пытался проскользнуть к нему. Умоляю тебя, дедушка, дай мне побыть над ним начальником хотя бы три дня!