13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь

Моэрс Вальтер

Все, что нормальному существу кажется просто ужасным, для фатомов было совершенно нормально. Они были вполне довольны своей жизнью, полной повторяющихся повторений. Они к ней привыкли. Что их действительно пугало, так это изменение привычного ритма. Особенно такое, какое принесли с собой в город я и мои друзья.

Фатом производил впечатление самого жалкого и печального существа (уж не знаю, можно ли называть его существом, ну пусть будет хотя бы полусущество), какое я только видел. У него и у других полноправных жителей Анагром Атаф мы отняли последнее, что осталось, — вечные повторения. Невозможно было в одно и то же время

открывать одну и ту же дверь, когда чудичи то и дело сновали туда-сюда. Как можно было в условленный час переходить улицу, когда на ней толпились чудичи и отчаянно спорили о проблемах вывоза мусора? Разве можно спокойно дремать у себя дома на диванчике, когда под окном блеют камедары?

Жизнь в городе превратилась для фатомов в сущий кошмар. Им не осталось ничего другого, как попрятаться кто куда, хотя, как мы знаем, это не всегда получалось удачно. В страхе, что их увидят, они весь день проводили в своих укрытиях и появлялись только ночью, чтобы снова продолжить заниматься своими привычными повторяющимися занятиями.

Фатом вздохнул, что он делал тоже в зеркальном отражении, так что со стороны его вздох выглядел скорее так, будто он нечаянно проглотил муху. Я пообещал ему — а что еще было мне делать? — в ближайшее время созвать общегородское собрание. Чудичи обязаны встретиться с исконными жителями города и выслушать их. Я сам буду выступать в роли переводчика.

Общегородское собрание в Анагром Атаф стало, наверное, самым неординарным политическим событием за всю историю Замонии. Все чудичи и фатомы собрались на центральной площади и стояли там, неприветливо поглядывая друг на друга. Я произнес небольшую речь, в которой призвал обе стороны к терпению, обоюдному пониманию и развитию добрососедских отношений. Речь была произнесена дважды: один раз на замонианском и второй — на фатаморганском языке.

Оваций не последовало.

— Какие добрососедские отношения, когда нам нечего есть! — выкрикнул из толпы один из чудичей.

В последнее время ходили слухи, что запасы чудных грибов подходят к концу. А чтобы набрать новых, нужно снова отправляться путешествовать по пустыне. Дело в том, что чудные грибы не растут большими группами, их невозможно вырастить на огороде или набрать сразу много. Их можно только собирать по пути.

— Что значит проявляйте терпение, когда наши дома исчезают!

Полустабильность Анагром Атаф была на самом деле серьезной проблемой, с которой мы так и не научились справляться. Мне пришлось даже издать указ, запрещающий спать на кроватях, расположенных выше чем на один метр от земли. Но это было скорее попыткой уйти от проблемы, нежели ее решить.

Потом взяли слово фатомы. Один из прежних жителей Анагром Атаф, в прошлом бургомистр города, держал долгую речь, полную упреков, которую я, слово в слово, перевел чудичам. Он назвал нас варварами и захватчиками, заявил, что у нас нет никаких прав на город, что от нас одни беды и что мы не имеем элементарного представления о правилах общежития.

Чудичи возражали; по их мнению, они заселили город на законных основаниях и в качестве доказательства предъявили листок с двенадцатью правилами, особо ссылаясь на последнее из них.

Позиции

сторон были более чем непримиримы. Собрание потерпело фиаско. Бургомистр снова и снова зачитывал свою речь, чудичи и фатомы галдели, не слушая и не понимая друг друга, — вряд ли город видел когда-либо большую смуту. Мне стало ясно, что они никогда не придут к обоюдоприемлемому соглашению. Нужно было срочно придумывать что-то другое.

Я попросил всех успокоиться и взял слово.

— Послушайте, — крикнул я, — мы завтра же уходим из города!

Восторженные аплодисменты со стороны бургомистра и фатомов, недовольное гудение среди чудичей.

— Как это — уходим? — выкрикнул кто-то из толпы. — Мы шли в Анагром Атаф. Это была наша цель. Нам некуда больше идти!

Это был аргумент, который я не мог с ходу опровергнуть. Я попросил отложить собрание на несколько дней. Мне требовалось время пораскинуть мозгами.

Я целыми днями бродил по пустыне, ломая голову над неразрешимой проблемой. Можно было, конечно, предложить чудичам пойти вместе со мной в Атлантис. Только это была моя цель, а не их. Чудичам, как показал опыт с Анагром Атаф, в большом городе нечего делать.

Пока я искал решение, жизнь в городе шла своим чередом. Фатомы снова вернулись к своим привычным повторяющимся занятиям. Правда, под пристальными взглядами чудичей повторения, казалось, уже больше не доставляли им прежнего удовольствия. Чудичи упорно продолжали жить в занятых ими домах, где вышедшие из укрытий и свободно передвигающиеся фатомы делали обстановку несколько неуютной. О каком уюте может идти речь, когда на диване в гостиной целый день сидит полупрозрачное существо и пялится на тебя неприветливым взглядом. Обстановка в городе накалилась.

Прогуливаясь по пустыне, я частенько встречал группки чудичей, которые гордо маршировали вокруг города, пытаясь таким образом развеять тоску и достичь к вечеру вожделенного чувства усталости. Они с любопытством следовали за мной, словно непременно хотели стать свидетелями момента, когда на меня снизойдет озарение. При таких обстоятельствах мне в голову вообще не приходило никаких идей. А недовольство в городе между тем росло день ото дня.

Знак. Однажды вечером, когда постоянное присутствие зрителей стало для меня уже совершенно невыносимым, я решил изменить привычный маршрут и на несколько километров углубился в пустыню. Присел отдохнуть на небольшой камень; я с наслаждением вслушался в тишину и осмотрелся кругом.

Политические игры, как показала практика последних дней, были не для меня. Надо обладать определенной долей патриотизма, чтобы стать настоящим бургомистром. А мне было сложно развить у себя чувство привязанности к полустабильному городу-миражу. У чудичей это тоже не получилось. Они, конечно, упорно цеплялись за идею, что наконец-то достигли цели, но на самом деле в душе тосковали по кочевой жизни.