13 диалогов о психологии
Шрифт:
А.: Позднее ты познакомишься с так называемыми псев-доскопическими экспериментами, когда испытуемому дается прибор вроде обычного стереоскопа, но для левого глаза подается информация, которая в обычных условиях подавалась бы правому глазу, для правого — наоборот. С помощью этого псевдоскопа испытуемый рассматривает различные предметы. Что он видит, как ты думаешь?
С: Наверное, удаленные предметы приближаются, а ближние отдаляются. Нам учитель анатомии об этом когда-то рассказывал.
А.: Однако так происходит не всегда. Если человек смотрит не на маску, которая может быть выпуклая и вогнутая, а на живое человеческое лицо, ощущение “вывернутости” в этом случае не возникает. Знание того, что “вогнутым” лицо не
Диалог II. В Деянии начало Бытия
может быть, в буквальном смысле слова изменяет чувственную ткань и человек видит
Однако перейдем к характеристике третьей, последней в работах Леонтьева, составляющей сознания. Это — личностный смысл.
Проблема соотношения значений и смыслов в социогенезе сознания
А. Н. Леонтьев: В своей объективности, то есть как явления общественного сознания,
значения преломляют для индивида объекты независимо от их отношения к его жизни, его
потребностям и мотивам. Даже для сознания утопающего соломинка, за которую он
хватается, все же сохраняет свое значение соломинки; другое дело, что эта соломинка —
пусть только иллюзорно — приобретает в этот момент для него смысл спасающей его
жизнь…
В отличие от значений личностные смыслы, как и чувственная ткань сознания, не имеют своего “надындивидуального”, своего “непсихологического” существования. Если внешняя чувственность связывает в сознании субъекта значения с реальностью объективного мира, то личностный смысл связывает их с реальностью самой его жизни в этом мире, с ее мотивами. Личностный смысл и создает пристрастность человеческого сознания. …В индивидуальном сознании значения “психологизируются”, возвращаясь к чувственно данной человеку реальности мира. Другим, и притом решающим, обстоятельством, превращающим значения в психологическую категорию, является то, что, функционируя в системе индивидуального сознания, значения реализуют не самих себя, а движение воплощающего в них себя личностного смысла… Психологически, то есть в системе сознания субъекта, анев качестве его предмета или продукта, значения вообще не существуют иначе, как реализуя те или иные смыслы, так же как его действия и операции не существуют иначе, как реализуя ту или иную деятельность, побуждаемую мотивом, потребностью…
Воплощение смысла в значениях — это глубоко интимный, психологически содержательный, отнюдь не автоматически и одномоментно происходящий процесс [22, с. 182-183].
А.: Итак, ты понял, что личностный смысл — это значение “для меня”, которое определяется мотивами и потребностями данного человека. В последнее время изучение личностного смысла и других смысловых образований становится, пожалуй, в центр исследований сознания в русле деятельно-стного подхода (См., например, [34; 35;70; 71]). Так, обсуждается, например, проблема возможного “надындивидульно-го” существования личностных смыслов и о несколько иных критериях разделения значений и личностных смыслов [72], однако однозначного решения последней проблемы до сих пор не существует. В то же время тот самый “интимный” процесс воплощения смысла в значениях остается, по-моему, недостаточно исследованным. Здесь существует одна серьезная проблема. А.Н. Леонтьев: Не исчезает, да и не может исчезнуть, постоянно воспроизводящее себя несовпадение личностных смыслов, несущих в себе интенциональность, пристрастность сознания субъекта, и “равнодушных” к нему значений, посредством которых они только и могут себя выразить. Поэтому-то внутреннее движение развитой системы индивидуального сознания и полно драматизма. Он создается смыслами, которые не могут “высказать себя” в адекватных значениях; значениями, лишенными своей жизненной почвы и поэтому иногда мучительно дискредитирующими себя [22, с. 184-185]. С: Например?
А.Н. Леонтьев: Картину, в которую художник вкладывает все свое мастерство, он вынужден писать для того, чтобы превратить ее в деньги, в вещь, ничего общего с живописью не имеющую. Тем не менее, эта картина сохраняет свой действительный смысл для разбогатевшего промышленника, который ее покупает. Может быть, она приобретает для него смысл вещи, в которую он хочет с выгодой поместить часть своих денег, может быть, смысл вещи, свидетельствующей о процветании его фирмы… Эта двойственность извращает самые элементарные чувства человека. “Стекольщик, — писал Фурье, — радуется граду, который перебил все стекла”. Даже любовь оказывается способной приобретать самые уродливые формы. Мы уже не говорим о любви к деньгам, которая может становиться настоящей страстью.
536 Диалог II. В Деянии начало
Проникновение этих отношений в сознание и находит свое психологическое выражение в “дезинтеграции” его общего строения, характеризующейся возникновением отношения чуждости друг к другу тех смыслов и значений, в которых преломляется человеку окружающий мир и его собственная жизнь [21, с. 329-330].
А.: Этот и другие примеры дезинтеграции значений и смыслов ты можешь найти в книге Леонтьева “Проблемы развития психики”, где он характеризует сознание в условиях классового — в данном случае капиталистического — общества. По Леонтьеву, дезинтеграция сознания в данном случае неизбежна при наличии социальных групп с несовпадающими (или даже противоположными) интересами при “общей” для всех системе значений, циркулирующих в обществе…
С: Как будто при нашем социализме не было этой дезинтеграции! А.: Во-первых, еще большой вопрос, называть ли построенную в советское время общественную структуру социалистической. Во-вторых, никто и не утверждает, что тогда была “интеграция” личностных смыслов и значений, — значения навязывались человеку “извне” с помощью средств массовой информации, “идеологической” работы в школе и на работе, а они не имели для него смысла, поскольку часто противоречили индивидуальному опыту человека в различных системах общественных отношений. Отсюда — известные разговоры и споры “на кухне”, а на работе — все в полном “согласии” с системой “общепринятых” значений. Разве это не отягощает психологически жизнь человека, который хотел бы говорить то, что думает? Впрочем, эта проблема практически не исследуется, к сожалению, в нашей психологии. Исторический подход к анализу психики человека в социогенезе, то есть в процессе развития общества, разрабатывается больше в трудах историков, философов, социологов (смотри, например, материалы сборников под названием “Одиссей”, посвященные этому вопросу [36; 37]), а в психологии отдельные аспекты социогенеза сознания рассматриваются в трудах деятельностно ориентированных ученых за рубежом, в частности в ФРГ. Например, проведен и опубликован цикл исследований по проблеме дезинтеграции смыслов и значений на конкретном материале безработных западных стран, установок женщин “на работу” и “на семью” и так далее [39].
Так что деятельностный подход в применении к социо-генезу еще ждет, мне представляется, своих исследователей. Зато онтогенетические разработки принципа единства сознания и деятельности очень многочисленны. Но вспомним сначала об исходном — и довольно условном — разделении в теории деятельности “сознания-образа” и “сознания-деятельности”. То, что мы говорили о структуре сознания как единства чувственной ткани, значений и личностных смыслов, относится, прежде всего, к характеристике сознания-образа. Ты видел, в чем проявляется принцип единства сознания и деятельности при таком понимании сознания. Между тем, сознание и психическое вообще может пониматься и как особого рода внутренняя деятельность (хотя этот широко используемый термин кажется мне не очень удачным), построенная по образцу внешней деятельности и имеющая то же строение (См. [15, с. 15]). Итак, сознание в целом, с этой точки зрения, понимается как “внутреннее движение его образующих, включенное в общее движение деятельности” (См. [15, с. 32]). Таким образом, психические процессы рассматриваются как особые действия или операции, имеющие соответствующие цели и задачи, в рамках какой-либо предметно-практической внешней деятельности, либо как особая деятельность со своими мотивами (например, мыслительная деятельность ученого, имеющая своим предметом познание реальности).
С: Значит, если, допустим, эта мыслительная деятельность будет побуждаться каким-то иным мотивом, она перестанет быть собственно деятельностью и станет действием или операцией?
А.: Верно. Подобные переходы операции в действие и наоборот, действия в деятельность и наоборот, наблюдаются и в случае практической деятельности. Соответственно мотив деятельности, далеко не всегда (или даже как правило) неосознаваемый, может при его осознании стать мотивом-целью. В свою очередь цель может приобрести самостоятельную побудительную силу и стать мотивом (последний процесс называется в теории деятельности “сдвигом мотива на цель”). Но оставим эту диалектику взаимопереходов и обратимся к характеристике теории формирования умственных действий Петра Яковлевича Гальперина. На ее примере ясно видно, что имеется в виду под понятием “внутренняя деятельность”, имеющая такое же строение, как и “внешняя”. С: Новая теория?