13 диалогов о психологии

Е.Е. Соколова

А.: Так, Брейер, а вслед за ним и Фрейд, объясняют появление симптомов паралича, нарушений зрения и странной для постороннего глаза способности говорить не на своем родном языке, а только по-английски. С: Как-то уж очень натянуто, что ли…

А.: А ты не задавался вопросом, откуда, собственно, узнал Брейер обо всех этих подробностях, если девушка находилась все время в состоянии “спутанного сознания”, бреда? С: Не знаю.

А.: Она сама рассказала Брейеру об этих ситуациях, о которых не помнила совершенно,

когда находилась в нормальном состоянии.

С: Как же она могла рассказать, не помня ничего?

А.: А вот слушай.

3. Фрейд: Было замечено, что больная во время своих состояний … психической

спутанности бормотала какие-то слова. Эти слова производили впечатление, как будто они относятся к каким-то мыслям, занимающим ее ум. Врач просил запомнить эти слова, затем поверг ее в состояние своего рода гипноза и повторил ей снова эти слова, чтобы побудить ее сказать еще что-нибудь на эту тему. Больная пошла на это и воспроизвела перед врачом то содержание психики, которое владело ею во время состояний спутанности и к которому относились упомянутые отдельные слова. Это были глубоко печальные, иногда поэтически прекрасные фантазии, — сны наяву, можем мы сказать, — которые обычно начинались с описания положения девушки у постели больного отца. Рассказав ряд таких фантазий, больная как бы освобождалась и возвращалась к нормальной душевной жизни. Такое хорошее состояние держалось в течение многих часов, но на другой день сменялось новым приступом спутанности, который, в свою очередь, прекращался точно таким же образом после высказываний вновь образованных фантазий. Нельзя

Случай “Анны О.” и его роль в становлении психоанализа 303

было отделаться от впечатления, что те изменения психики, которые проявлялись в

состоянии спутанности, были результатом раздражения, исходящего из этих в высшей

степени аффективных образований. … Напрашивалось предположение, что заболевание

произошло потому, что развившемуся при патогенных положениях аффекту был закрыт

нормальный выход и что сущность заболевания состояла в том, что эти ущемленные

аффекты получили ненормальное применение [9, с. 348-349, 353].

А.: И это предположение блестяще подтвердилось в данном случае лечения больной,

названной Фрейдом “Анной О.”.

3. Фрейд: Если больная с выражением аффекта вспоминала в гипнозе, по какому поводу и в какой связи известные симптомы появились впервые, то удавалось совершенно устранить эти симптомы болезни [9, с. 349].

А.: Подобный метод лечения истерических больных был назван “катартическим” (“катарсис” —древнегреческое слово и означает “очищение”). Брейер использовал при этом гипноз. Почему гипноз? Потому что он давал доступ к области бессознательного в психике. С: Что же дальше?

А.: Эта история пробудила во Фрейде интерес к гипнозу и истерии, но в венских клиниках, куда он приходит работать, чтобы “набраться клинического опыта”, по-прежнему подозрительно относятся к таким проблемам. И Фрейд уезжает во Францию на стажировку к знаменитому Шарко, в Парижскую клинику Сальпетриер. Шарко был убежден в психогенном происхождении истерии и даже ставил знак равенства между истерией и гипнозом, поскольку путем внушения в гипнозе вызывал у пациентов искусственные параличи и затем снимал их.

Я не буду рассказывать тебе все подробности пребывания Фрейда во Франции, скажу только, что Фрейд побывал и в другом французском городе Нанси у известных в то время психиатров оппозиционной Шарко школы Ипполита Бернгейма и Огюста Льебо. Однако вот что главное: вскоре после возвращения в Вену и совместных с Брейером исследований Фрейд отказывается от гипноза. С: Почему?

А.: Злые языки утверждали, что Фрейд не владел в достаточной степени этой техникой. Но главное, думается, было не в этом.

304

Диалог 7. Яи Оно

3. Фрейд: Катартический метод лечения, как его практиковал Брейер, предполагал приведение больного в глубокое гипнотическое состояние, так как только в гипнотическом состоянии можно

было получить сведения о патогенных соотношениях, о которых в нормальном состоянии больной ничего не знает. Вскоре гипноз стал для меня неприятен как капризное и, так сказать, мистическое средство. Когда же опыт показал мне, что я не могу, несмотря на все старания, привести в гипнотическое состояние более чем только часть моих больных, я решил оставить гипноз и сделать катарти-ческое лечение независимым от него… [9, с. 356].

А.: Итак, Фрейд оставляет гипноз как “мистическое”, “таинственное” средство, механизм которого, кстати, до сих пор неясен…

3. Фрейд: Так как я не мог изменить по своему желанию психическое состояние большинства моих больных, то я стал работать с их нормальным состоянием. Сначала это казалось бессмысленным и безуспешным предприятием. Задача была поставлена такая: узнать от больного нечто, о чем не знает врач и не знает сам больной. Как же можно было надеяться все же узнать это? Тут мне на помощь пришло воспоминание о замечательном и поучительном опыте, при котором я присутствовал в Нанси у Бернгейма. Бернгейм нам показал тогда, что лица, приведенные им в сомнамбулическое состояние, в котором они, по его приказанию, испытывали различные переживания, утрачивали память о пережитом в этом состоянии только на первый взгляд: оказалось возможным в бодрственном состоянии пробудить воспоминание об испытанном в сомнамбулизме. Когда он их спрашивал относительно пережитого в сомнамбулическом состоянии, то они действительно сначала утверждали, что ничего не знают, но когда он не успокаивался, настаивал на своем, уверял их, что они все же знают, то забытые воспоминания всякий раз воскресали снова. Так поступал иясо своими пациентами… Отказавшись от гипноза, я требовал от своих больных, чтобы они говорили мне все, что им приходит в голову; они ведь знают все как будто позабытое, и первая возникающая мысль, конечно, будет содержать искомое. При этом опыт показал мне, что действительно первая случайная мысль содержала как раз то, что было нужно, и представляла собой забытое продолжение воспоминания [9, с. 356-357, 361].

Предсознательное и бессознательное 305

С: Ну уж в это я не поверю! Иногда приходящие в голову мысли так далеки от того, что действительно волнует, так неважны, чтобы о них говорить… А.: Фрейд придерживался другого мнения. Он говорил, что иногда полезно иметь предрассудки. Его предрассудок состоял в том, что он придерживался идеи строгой детерминации психических процессов. В психической жизни нет ничего случайного и даже самая незначительная — точнее, кажущаяся незначительной — мысль, по Фрейду, всегда связана с нашими бессознательными переживаниями, пусть и очень опосредствованно. Мысли, которые возникают у больного, отражают, пусть и в искаженной форме, те скрытые от его сознания аффективные комплексы, которые привели к образованию симптомов. Кстати, это и есть тот самый “метод свободных ассоциаций”, о котором я как-то говорил в нашей беседе об ассоциативной психологии. С его помощью мы можем проникнуть в тайники бессознательного.

С: Почему же все спонтанно появляющиеся мысли Фрейд считает закономерными, но

искаженно отражающими бессознательное?

А.: А каков, по-твоему, состав бессознательного?

С: Ну, это то, что в данный момент не осознается.

Предсознательное и бессознательное

А.: Эти содержания психической жизни Фрейд называл предсознательным, а не бессознательным. Действительно, предсознательное — как бессознательное в данный момент — не осознается человеком, но может быть в принципе им осознано. Но есть и другое бессознательное, бессознательное в подлинном смысле слова, о существовании которого в собственной психике человек не только не догадывается, но более того: он энергично отрицает наличие подобных содержаний в его душе. С: Почему?