13 сокровищ
Шрифт:
Существо продолжало таращиться на нее. Ростом оно было не выше колена взрослого человека, лицо толстое, похожее на жабье, а зубы такие большие, что наверняка могли всерьез укусить. Таня перевела взгляд на двух других. Один сильно горбился, ему приходилось выворачивать шею, чтобы как следует разглядеть девушку. Другой попятился, словно оробев. Он был самый мелкий из них и выглядел бы даже симпатичным, если бы не жуткие синяки, покрывающие его с головы до ног. Старые были желтовато-зелеными, а совсем свежие отливали голубым
Этот первым и заговорил:
— Молю, скажите… Что такое тут творится? Смертное дитя, которое нас не боится?
Он говорил нараспев, глубоким голосом странного тембра.
— Второе зренье ей дано и потому нас видеть суждено, — сказал Горбун.
Таня отступила на шаг. Странные маленькие человечки начинали пугать ее. Любопытно они были одеты: разнородные куртки и штаны, сшитые из выброшенных людьми вещей — занавесок, одеял и кухонных полотенец. Кое-где на месте дырок были пришиты листья — острый взгляд Тани заметил аккуратные поблескивающие стежки, очень похожие на нити паутины. Ноги у существ были голые, грязные и поцарапанные.
— Так вы гоблины? — повторила она, но они, казалось, не понимали. У нее мелькнула одна мысль. — Если я в рифму заговорю, может, ответ от вас получу?
Мгновение она думала, что все без толку, но потом Жаба ответил:
— Задавать вопросы фэйри смертные не смеют. Что-что, а хранить свои секреты мы умеем.
Таня напряженно обдумывала следующий вопрос. Обычно стихи давались ей без труда, но придумать их молниеносно для поддержания разговора оказалось гораздо сложнее.
— Вы гоблины, спрошу я снова? Да или нет? Скажите одно слово, — произнесла она спустя пару минут.
— Я не могу сказать, не приставай! Ответа не услышишь, так и знай! — отрезал Жаба, а остальные загоготали, приплясывая в ритме его слов.
Таня снова задумалась, не желая признавать поражения. Но, увы, ничего больше не приходило в голову.
— Я устала в ваши глупые игры играть и больше не буду вопросов вам задавать.
Она сделала несколько шагов, собираясь пройти мимо них, но Горбун преградил ей дорогу.
— Это вовсе не игра, уверяю. Просто мы смертным не доверяем.
Таня достала из кармана блокнот и написала несколько строк, стараясь, чтобы получалось в рифму.
— Фэйри умеют только лгать и красть, а люди думать и понимать, — начала она, глядя в блокнот. — Все совсем наоборот. Я не доверяю фэйри, вот.
Существа уставились на нее: по-видимому, они не ожидали, что она способна не отставать от них в стихосложении. Тот, что с синяками, сделал шаг вперед.
— Ты слишком много просишь, да пойми ты. Мы, гоблины, храним свои секреты.
— Понимаю, — сказала Таня. — Значит, вы все-таки гоблины!
Гоблин выглядел потрясенно, когда осознал свою ошибку. Товарищи окружили его, в их глазах пылал гнев.
— Ах ты кретин! Тупица! —
— Простите, простите, что я упомянул! Я не хотел, просто нечаянно сболтнул! — запричитал виновный, пытаясь отступить, но больше идти было некуда — спина уперлась в стену.
— Хватит ныть и прими, что тебе причитается. Хорошая взбучка — вот что за это полагается! — Горбун схватил провинившегося за руки и завернул их ему за спину. — Стой спокойно! Не сучи ногами! Может, тогда научишься держать язык за зубами.
Жаба с силой врезал несчастному кулаком в живот, и тот взвыл.
Таня вздрогнула.
— Прекратите!
Однако Жаба и не думал прекращать — и Таня не знала, как остановить его. Он наносил бедняге удар за ударом, а она лишь наблюдала беспомощно. Горбун держал крепко, восторженно взвизгивая каждый раз, когда избиваемый вскрикивал. Наконец Жаба закончил, тяжело дыша и вспотев от усилий; избитый, покрытый новыми синяками гоблин рухнул на землю и остался лежать, неудержимо рыдая. Ссадины на лице кровоточили. Нижняя губа порвана и вздулась. Слезы струились по щекам, смешиваясь с кровью, свертывающейся в бороде.
— Скоты! — воскликнула Таня.
Рыдания истекающего кровью гоблина постепенно стихли, перейдя в негромкое хныканье. Положив книгу на каменную горку, Таня достала из кармана скомканный носовой платок и опустилась перед беднягой на колени. Он не мешал ей промокать раны на лице, но продолжал негромко подвывать.
Потом Таня отдала ему пропитанную кровью ткань. Теперь было понятно, откуда у него синяки. Она встала и повернулась к двум другим гоблинам.
— Дотроньтесь до него еще раз, и мой пес с вами рассчитается. Тогда посмотрим, кто трус, а кто хорошо сражается.
Оберон угрожающе зарычал, хотя продолжал держаться за спиной Тани.
— Брансвик не стоит того, чтобы его защищать, — сказал Горбун. — Он туп, как пробка, это надо понимать.
Жаба нахмурился. Таня подумала, что сейчас он набросится на Горбуна — за то, что тот проговорился, назвав имя товарища, — но этого не произошло. Ей стало ясно, что вожак гоблинов был трусом, предпочитающим иметь дело исключительно с легкой добычей. Увидев, что она с презрением смотрит на него, он ухмыльнулся.
— Можешь самодовольно улыбаться, но когда-нибудь придется за все рассчитаться, — сказала Таня, сама не понимая, как у нее вот так сразу складно получилось.
Жаба перестал улыбаться, отхаркался и плюнул в Таню; желто-зеленая слюна едва не задела ее.
— Ты сегодня много чего наболтала. Оставь нас, пока и тебе не перепало.
Таня посмотрела в его полное ненависти лицо и решила, что и правда, лучше уйти. Она взяла книгу, открыла калитку и, обойдя гоблинов стороной, пошла к лесу. Но успела сделать всего несколько шагов, когда неуверенный голос окликнул ее: