13 сокровищ
Шрифт:
— Но почему? — дрожащим голосом спросила Таня.
Рэд прищурилась.
— Что «почему»?
— Почему мы можем видеть их? Кто мы? Что мы?
— Ты знаешь, кто такие подменыши?
Таня вспомнила отрывок из книги в библиотеке, и ее затопило чувство страха.
— Это дети, украденные фэйри.
Рэд кивнула.
— Вместо украденного человеческого ребенка кладут ребенка фэйри, часто похожего на него. Обычно совсем маленьких детей трудно отличить друг от друга. Разве что мать способна заметить разницу, да и то не всегда. — Рэд взглянула на мирно спящего ребенка. — Они предпочитают забирать
Рэд в возбуждении встала и принялась расхаживать по пещере.
— Сейчас то человеческое дитя уже далеко отсюда, исчезло в королевстве фэйри. Иногда их возвращают, иногда нет. Все зависит от того, почему их забрали. Иногда их заменяют детьми фэйри, родившимися уродливыми или больными. Здоровое же дитя фэйри могут обменять на какого-то особенного человеческого ребенка — такого, который, скажем, вырастет необыкновенно красивым или обладает редким даром. Иногда детей забирают, просто чтобы посеять панику или причинить страдания. — Она буквально выплюнула последние слова, и Таня вздрогнула. — В любом случае, чем больше времени проходит после подмены, тем меньше вероятность, что обратный обмен произойдет. Очень быстро становится ясно, сможет ребенок приспособиться к новой жизни среди фэйри или нет.
— И что происходит, если не сможет приспособиться?
— Чаще всего человеческое дитя возвращают в то же место, откуда взяли. Но вот с ребенком фэйри не все так просто. — Рэд закрыла глаза и надолго смолкла. — И снова это зависит от обстоятельств. В основном от того, сохраняется наваждение или нет. У этого ребенка, скорее всего, оно долго не продлится, так мне кажется. — Она снова помолчала. — Ты знаешь, что такое наваждение, или я должна и это тебе объяснять? — с иронией спросила она.
— Нет… В смысле, да, — запинаясь, ответила Таня. — Я знаю, что такое наваждение.
Рэд кивнула на ребенка.
— Он выглядит как человеческое дитя, однако ты заметила, пусть мельком, — и я тоже, — что на самом деле скрывается под этой личиной. Мы сумели это разглядеть, потому что обладаем вторым зрением, а наваждение не создается самим ребенком. Обычный человек не замечает никакой разницы, пока наваждение не иссякнет. Тогда он увидит в точности то, что видим мы. Ребенок будет выглядеть таким, каков он на самом деле, не имея знаний и способности защитить себя. И я не могу допустить, чтобы это произошло.
— Что… Что с ним будет?
— А ты как думаешь? — прошипела Рэд. — Если люди увидят его таким, какой он на самом деле? Его запрут в какой-нибудь лаборатории — будут брать анализы, колоть, ставить на нем эксперименты. — Ее голос упал до шепота. — Люди всегда так делают, если сталкиваются с чем-то непонятным. Ну а стоит ему попасть в лабораторию… он оттуда в жизни не выйдет. И все будет шито-крыто.
— Ты имеешь в виду… Ты имеешь в виду, что он, возможно, умрет в лаборатории, подвергаясь всяким экспериментам? — потрясенно спросила Таня.
— Скорее всего. Теперь ты понимаешь, почему я делаю то, что делаю. Почему делаю то, что должна делать.
Таня закрыла глаза.
— Ты уже не в первый раз этим занимаешься.
Рэд медленно покивала, не отрывая взгляда кошачьих
— И не в последний.
— Это… Это произошло с тобой, да? Они забрали кого-то из твоих близких. Кого-то, кого ты любила.
Рэд кивнула.
— Джеймса. Моего младшего братишку.
Увидев, что ее глаза затуманились, Таня отвела взгляд.
— Так что происходит сейчас?
— Я жду.
— Чего?
— Хочу увидеть, долгим ли будет наваждение у этого ребенка.
— И скоро ты это поймешь? — спросила Таня.
— Если это всего лишь поверхностное наваждение — не такое, которое длится долго, — оно ослабеет, и признаки истинной природы ребенка проявятся очень быстро. От пары часов до нескольких дней. Самое большее неделя.
— Какие признаки?
— Первыми станут изменяться глаза, — ответила Рэд. — Они начинают тускнеть и в конце концов становятся полностью черными. Потом уши делаются удлиненными и остроконечными. И под конец кожа приобретает зеленоватый оттенок. И тут надо действовать очень быстро. Чрезвычайно важно, чтобы подменыш как можно скорее вернулся в королевство фэйри.
— А если наваждение не поверхностное?
— Тогда иллюзия сохраняется на протяжении всей жизни. Но хотя ребенок фэйри может выглядеть как человек, он определенно будет обладать… необычными качествами. Как бы усердно он ни старался подражать поведению людей, все равно будет другим. Вдобавок продолжительность жизни подменышей существенно отличается от нормальной. Человек, попавший в королевство фэйри, в среднем живет гораздо дольше обычного, а вот жизнь фэйри в мире смертных намного короче.
— Насколько короче?
Рэд криво улыбнулась.
— Считай, им повезло, если они переживут свое тридцатилетие. Как раз тот возраст, когда остепеняются и заводят семью. — Она помолчала. — Семью с человеком. Что возвращает нас к твоему вопросу: «Кто мы такие?»
Сердце Тани бешено заколотилось.
— Ага, начинаешь понимать, да?
Таня сглотнула.
— Ты хочешь сказать, что мы… что люди, такие как мы…
— Когда-то в твоем — и моем — роду была совершена подмена. Неважно, с чьей стороны, матери или отца. Вторым зрением обладают те, в ком течет кровь фэйри. Вроде гена, но передается он вовсе не всем потомкам подменыша. Скорее, наоборот. Это случается редко. Ну, как голубые глаза, к примеру. Они есть не у всех в роду, только у некоторых. Так же обстоит дело со вторым зрением.
— Кровь фэйри, — ошеломленно повторила Таня. — Кровь фэйри.
В глубине души она понимала, что это правда, как и все остальное, сказанное Рэд. В ее жилах течет кровь фэйри.
— Ну вот, теперь ты знаешь, кто мы такие. — Рэд перевела взгляд на часы на запястье и снова взяла сумку. — Солнце скоро взойдет. Мне нужно уходить.
Таня смотрела на нее, пытаясь переварить тошнотворную истину, которую ей только что скормили, скользящую внутри, словно масло на воде. Уже очень давно она жаждала встретить кого-то, кто поверил бы ей, кто понял бы. Еще дольше она страстно желала просто узнать правду. Знание — сила, понимала она. И эта девушка — странная, неуравновешенная девушка, чья одержимость после потери брата толкнула ее на столь отчаянные поступки, — дала Тане и то и другое. Нельзя было допустить, чтобы она ушла.