13 ведьм (сборник)
Шрифт:
Но в этот раз он твердо решил выполнить свое обещание. Слишком уж много всего совпало: и отпуск; и уход девушки, после чего этот самый отпуск стало уже не с кем проводить; и пара кредитов, из-за которых поехать куда-то дальше, чем на поезде по России, было весьма проблематично, – и внезапный первый седой волос, который напомнил, что все мы не молодеем и выполнить некоторые обещания можем и не успеть. Так что деду полетело письмо о том, что внук вот-вот наведается в родимую сторожку – а Матвей, не дожидаясь ответа, спешно собрал вещи и первым же поездом отчалил на восток.
Он
– Низзя! – тряс он пальцем, согнутым в смешной крючок – в молодости ему, еще совсем неопытному егерю, повредила лисица, которую он вытаскивал из капкана. – Низзя! Черт в рот запрыгнет!
Это потом Матвей удивлялся – каким образом в деде уживались и вполне здравые размышления о мировой политике, информацию о которой тот черпал из пожелтевших газет, и такие дремучие суеверия, что уже и не в каждой деревне-то встретишь – только в диссертациях этнографов. А тогда мальчишка лишь заливался веселым смехом.
– Деееду! – хихикал он. – А что там черт будет делать?
– Твой обед кушать! – Дед поддавался игре и строил гримасы, изображая черта. Матвейка заливисто смеялся и продолжал – на этот раз уже фальшиво – зевать во весь рот…
Матвей тряхнул головой, отгоняя детские воспоминания. Ему было стыдно признавать, но, при всем желании встретиться с дедом, он почему-то оттягивал этот момент. Он страшился увидеть того старым и немощным, возможно даже глуховатым и полуслепым – и, самое страшное, не признающим внука. Матвею очень хотелось, чтобы дед остался в его памяти таким, как десять лет назад, – бодрым, поджарым, подтянутым, могущим даже взобраться на дерево на высоту человеческого роста. Но он гнал от себя эти эгоистичные мысли – в конце концов, может быть, и дед бы хотел, чтобы Матвей в его памяти был белобрысым крепким карапузом, а не худым и вялым парнем с сосульками жидких волос и вечно сонным выражением бледных голубых глаз. Эх, время никого не красит, да…
Ладно, еще немного посидит у костра – и пойдет. Только нужно хвороста подкинуть, а то минут пять – и тот окончательно потухнет, придется разводить заново.
Теоретически, конечно, костры в заповеднике были запрещены. Но на деле это касалось только шумных и малоадекватных псевдотуристических компаний, которые выпаливали кострище с метр в диаметре, а потом никак не могли его затушить. Смотрители чуяли таких товарищей за пару сотен метров, а то и больше. К одиночкам же навроде Матвея они относились достаточно лояльно.
Матвей очень удачно устроил привал возле рухнувшего старого дерева. Судя по обглоданной зайцами и косулями и источенной жучками коре, падение произошло год-два тому назад. Все, что могло сгнить, уже сгнило и ушло в землю, оставив звеняще сухой ствол. Правда, большинство веток уже растащили – вероятно животные или птицы, – но кое-что осталось, а многого Матвею и не нужно было.
Походный фонарик он грохнул, поскользнувшись на мокром перроне и неудачно приложившись именно тем карманом, в котором тот лежал. Стекло треснуло, батарейный отсек раскрошился, а батарейка так вообще куда-то делась, видимо завалившись за подкладку. Запасной был в телефоне – но включать его лишний раз Матвею
Так что за хворостом он отправился в темноту уже сгустившихся сумерек.
Сложного ничего не было – стоило сухой ветке хрустнуть под ногой, как Матвей наклонялся и добавлял ее в охапку. Можно было уйти глубже в лес – там виднелась целая арка из сломанных и покореженных деревьев, но Матвей отказался от этой мысли. Он решил посидеть еще лишь чуть-чуть, а не разводить столб до неба.
Правда, уже подкидывая набранный хворост в костер, он пожалел о своей лени. Ветки, которые в темноте на ощупь казались вполне приличными, на деле были тонкими, хрупкими, пустотелыми и больше трещали, нежели поддерживали огонь. По-хорошему, положение спас бы даже один крепкий сук, который и взял бы на себя все пламя. Матвей оглянулся – больше для проформы, нежели действительно в надежде на находку: он прекрасно помнил, что выгреб вокруг костра весь хворост подчистую.
И тут он увидел ее.
Прекрасная, просто чудесная – чуть изогнутая, со слегка отошедшей корой, с мелкими тонкими хрупкими веточками, на которых еще дрожали сухие листочки – она лежала на самой границе света и тени. Идеальнейшая ветка – словно прямо сейчас в палату мер и весов.
«Как же он не заметил ее?» – мелькнула в голове мысль. И тут же на смену ей пришел здравый смысл: да упала, скорее всего, пока он ходил за хворостом. Земля тут мягкая, перегной, старые листья – шуму-то могло никакого и не быть, да и он был чересчур уж увлечен треском у себя под ногами…
Ветка шевельнулась.
Матвей прищурился. Он никогда не жаловался на плохое зрение, но мало ли что померещится в ночи. А вдруг не померещилось – и это змея?
Ветка снова шевельнулась.
Он привстал было, чтобы подойти и проверить, но тут же раздумал – а если это действительно змея? Демонстративно топнул, делая вид, что приближается, – может быть, уползет? Но нет, ветка не двигалась.
Он пожал плечами. Померещилось. Если бы это было живое существо, то оно бы отреагировало на его действия. Убежало бы – или, наоборот, кинулось навстречу…
И тут ветка двинулась. Вперед, к свету, медленно и как-то рвано, словно кто-то подталкивал ее.
Матвей вздрогнул.
Осторожно, на этот раз стараясь не привлекать внимания, он протянул руку к карману, в котором лежал телефон. На ощупь – это была хорошая кнопочная туристическая модель, практически неубиваемая и вечная – нашел включение фонарика.
И резким движением выбросил руку вперед, одновременно остервенело давя на кнопку.
Луч света ударил, рассеяв тьму.
И озарил что-то приземистое, темное – и шевелящееся.
Матвей пискнул и вскочил на ноги.
Телефон дрожал в его руках, луч метался, выхватывая то кусты, то стволы деревьев – и существо, которое корчилось на земле, перебирая тонкими длинными пальцами, вращало белыми беззрачковыми, словно слепыми, глазами и разевало черный провал пасти, вытягивая челюсть до груди – так, как она не вытягивается ни у одного живого существа. Ветку оно так и не выпустило, продолжая тыкать ею вперед.
Матвей заорал, замахнувшись телефоном, как оружием. Луч фонарика ушел вверх, в небо – а когда вернулся обратно, ничего уже не земле не было.