14-я колония
Шрифт:
Он надеялся, что у Зорина не было доступа к одному из них.
Огни быстро приближались, и он услышал характерный звук артиллерийского огня. Поскольку ни один из снарядов ему не попался, он решил, что они предназначались для его преследователей. В зеркало заднего вида он увидел, как фары разбегаются, когда Козлы нарушают строй. Он резко повернул голову и посмотрел в открытое заднее окно. Вертолет мчался для следующего прохода, Козы устремились прочь.
Еще один пушечный огонь заставил задние фонари отступить.
Он повернул передние колеса в занос и остановился, но оставил двигатель работать. Вертолет завершил атаку и, по-видимому, удовлетворенный тем, что проблемы исчезли, развернулся
Темная громада боевого корабля заполнила небо. В задней части салона появился свет, обрамленный человеком в шлеме, сидящим в открытом люке. Малоун прищурился от ослепляющего полярного сияния. Пульсирующий грохот роторов казался огорчительным, когда вертолет совершил последний спуск, и от взрыва лопастей поднялся котел со снегом.
Салазки коснулись льда.
Фигура выскочила и поспешила к нему.
В полутени фар он начал видеть, что человек был худой и маленький, одетый в толстое пальто с капюшоном. В десяти футах от джипа он уловил темные волосы и тонкие черты лица испанцев.
Потом лицо.
Кассиопея.
Она остановилась у передней части Козы и уставилась на него через лобовое стекло. В ее темных глазах светилась любовь и забота. Чистая радость от ее встречи подняла его сердце. Она подошла к двери со стороны водителя, которую он открыл. Было так много всего, что нужно было сказать, но первое слово, которое пришло в голову, казалось самым очевидным.
Спасибо.
Он вышел из грузовика, и прежде, чем из его рта раздался звук, она коснулась его губ кончиками пальцев в перчатках и мягким голосом сказала: «Не говори».
Затем она поцеловала его.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ.
Люк толкнул Аню Петрову в один из стульев за обеденным столом и прикрепил к нему клейкой лентой. Вернувшись в Дом Андерсона, он связал ей руки за спиной с помощью булочки, а затем вывел ее из здания, совершив побег незадолго до прибытия полиции округа Колумбия. Стефани осталась, чтобы разобраться с властями, потому что кто-то позвонил в службу экстренной помощи. Не совсем то, что они хотели, но понятно, учитывая стрельбу. Он и Петрова вышли из бального зала через задний двор, который выходил на другую улицу. Оттуда он нашел такси, которое доставило их через весь город к его квартире, его значок разведывательного управления и 20 долларов чаевых, успокаивающие беспокойство водителя.
Он жил недалеко от Джорджтауна в увитом плющом кирпичном здании, наполненном жильцами лет семидесяти. Он любил тишину и ценил тот факт, что каждый, казалось, занимался своим делом. Каждый месяц он проводил здесь всего несколько дней между заданиями, наслаждаясь этим местом.
«Это твоя семья?» — спросила его Аня, показывая головой на фотографию в рамке.
Он родился и вырос в округе Блаунт, штат Теннесси, где были известны его отец и дядя, особенно его дядя, который работал в местном политическом офисе, а затем был губернатором и сенатором США, прежде чем стать президентом. Его отец умер от рака, когда ему было семнадцать. Он и три его брата были здесь все время этих последних дней. Его мать тяжело пережила потерю. Они были женаты долгое время. Ее муж был для нее всем, а потом внезапно его не стало. Вот почему Люк звонил ей каждое воскресенье. Ни разу не пропустил. Даже в командировке. Может быть, было поздно, ее время, когда у него была такая возможность, но он позвонил. Его отец всегда говорил, что самое умное, что он когда-либо делал, — это жениться на ней. Оба его родителя были искренне религиозными — южные
На фотографии была запечатлена семья всего за несколько недель до смерти его отца.
«Это они», — сказал он.
Он задавался вопросом о ее интересе. Скорее всего, она играла с ним, пытаясь достаточно расслабиться, чтобы иметь возможность двигаться. Он должен связать эти ноги, но это может оказаться опасным, поскольку они определенно нанесли удар. Но теперь она поняла, что он тоже нанес удар, синяк на ее лице свидетельствовал, что к нему нельзя относиться легкомысленно.
«Мне нравится это место. Ваш дом, — сказала она. «Мой совсем другой».
У него не было много личных бесед с россиянами, особенно таких, как Аня Петрова.
Он вытащил еще один стул, перевернул его и поставил позади нее. Он сидел, прижавшись к ее шее высокой спинкой. «Что вы искали в этом доме в Вирджинии?»
Она усмехнулась. «Вы ждете, что я отвечу?»
«Я надеюсь, что вы сами себе поможете. Ты не вернешься домой. Вы отправитесь в одну из наших тюрем, где, я уверен, вы будете очень популярны».
Ее светлые волосы спускались чуть выше плеч в многослойную стрижку. Она не была откровенно привлекательной, только заманчивой в некотором роде. Может быть, это была ее уверенность — ни малейшего признака опасений, нервов или беспокойства. Или смесь женственности и атлетизма. Ему это определенно понравилось.
«Вы с Зориным поженились?»
«Кто такой Зорин?»
Он усмехнулся. «Не оскорбляйте меня».
Она смотрела в сторону семейного фото через комнату, не делая никаких усилий, чтобы повернуться к нему. «Вы близки со своими братьями?»
«Насколько это возможно для братьев».
«У меня нет братьев и сестер. Просто я.»
«Может объяснить, почему ты не так хорошо играешь с другими».
«Вы были в Сибири?»
«Неа.»
«Тогда вы не представляете, что может быть трудным».
Ему все равно. «Что вы искали в этом доме?»
Еще один глубокий гортанный смех.
«Вещи, о которых вы могли бы пожелать, я никогда не найду».
* * *
Стефани была готова уйти, но полиция округа Колумбия с ней не покончила. Она ответила на их вопросы как можно более расплывчато, но с инаугурационным мероприятием, запланированным в Доме Андерсона через три дня, было много запросов. Меньше всего люди из Цинциннати хотели, чтобы их объявили закрытым и лишили их допуска. Это означало бы конец мероприятия, и каждый хотел похвастаться правом устроить что-нибудь для новой администрации. Наконец, она позвонила Эдвину Дэвису, и вмешательство главы администрации Белого дома отправило полицию упаковывать вещи. Эдвин, конечно, хотел получить больше подробностей, как и президент, но она упросила.
По крайней мере на данный момент.
Все было бы хорошо, если бы не появление Брюса Литчфилда, который приехал на машине Министерства юстиции.
«Ты хочешь рассказать мне, что ты делал», — сказал он, даже не пытаясь сдержать голос.
Они стояли снаружи, за главным портиком, сразу за одними из железных ворот, которые вели на улицу. Сотрудники Дома Андерсона скрылись внутри.
«Когда вы показали свой значок, — сказал он, — местные жители позвонили в суд, чтобы узнать, что мы делаем. Поскольку речь шла о Magellan Billet, звонок пришел ко мне. Мне сказали, что там была стрельба и драка, и вы размахивали ружьем. Затем вы взяли под контроль какую-то женщину, которая угрожала всем в доме. Она у тебя есть?