140 ударов в минуту
Шрифт:
— Ани просто ребёнок, которому страшно. Она не разменная монета. Не печать на твоих договорах.
— Малышка Ани, к сожалению, единственный способ, Сар, держать эти печати не сорванными. С ней всё будет нормально. В новом лицее хороший детский психолог. Ей помогут адаптироваться. Музыкальная школа. Пожалуй, да. Тут я согласен. Пусть занимается. Няня или Наталья смогут её возить. Видишь, я тебя слышу. И мой дом всё ещё открыт для тебя, Сар. Ты всегда можешь приехать к сестре. К тебе я её пока больше не отпущу. Эти поездки
Не знаю, что меня остановило от удара. Выхожу из кабинета и всаживаю двоечку в стену.
Сука! Ненавижу!
Размашистым шагом иду в комнату к Анаит. Я обещал сестре зайти. Она ждёт меня на кровати в обнимку со своей сумкой. Рядом валяется развороченная коробка. На полу модная игровая приставка и ярко-розовые ролики.
— Он не разрешил, да?
Отрицательно качаю головой, опускаясь рядом с ней на кровать.
— Музыкалку только, — ищу у себя внутри улыбку для сестры, умалчивая о том, что даже на выходные ей теперь ко мне нельзя. И в этом виноват я.
Выходит так. Если бы подчинился и вернул Ани, когда требовал донор, сейчас не было бы этой подставы.
Эта вот хрень как раз та самая. Долбанный страх сбывается. Неправильно принятое решение, которое тянет за собой паршивые последствия.
— Кис, — тихо зовет сестрёнка. — Кис, ты плачешь? — удивляется она.
— Мальчики не плачут, — улыбаюсь ей, чувствуя, как слиплись влажные ресницы. — Они просто иногда не вывозят и ошибаются. Прости, Ани, — сжав зубы, крепко обнимаю сестру.
— Зато не в детском доме, — шепчет она мне то, что обычно говорю я. — И ты рядом.
— Я рядом, малая. Рядом…
Прощаюсь с Анаит. Выхожу на улицу. Закуриваю и сажусь на байк. Агрессивно срываю его с места, вылетая за ворота и уходя в точку на высокой скорости. Петляю между машин, не различая дорог и направлений.
Я облажался. Мне пришлось унижаться. Сестра увидела мою слабость…
Ломает, выть хочется.
Контролировать они меня хотят. Да куда, мать их, я денусь? Я встрял по уши в собственную жену и хер я её куда отпущу! Я для Ани лучшего хочу. Чёртово время! Всё, что я попросил у донора — немного времени. Но он так боится не справиться со мной, что давит через сестру.
«Трус, блядь! Ты не отец мне! Ты ёбаный мудак!» — ору до хрипа глубоко внутри себя. Снаружи я слился со своим байком, со скоростью, с дорогой. У меня все мышцы горят от перенапряжения.
Перед глазами мелькает разделительная полоса очередной дороги. Хер знает, где я еду. Поднимаю взгляд, чтобы наконец осмотреться. Сердце моментально взвинчивает обороты на максималку. Передо мной разворачивается тачка, решившая ехать в другую сторону. Мозг уже понял, что это конечная.
«Прости меня, мама» — несётся в голове. — «Я не справился».
Байк влетает передним колесом в борт застрявшей на развороте машины. Мне даже не больно. Просто свет гаснет, и всё.
Глава 44
Стефания
Меня
Тишина заставляет сомневаться. Вдруг приснилось?
Трель звонка раздаётся вновь, отвечая на мой вопрос. Спускаю босые ступни на пол и иду открывать.
— Кто там? — в глазок, как назло, ничего не видно.
— Это Гордей, Стеф. Открой.
Посреди ночи?
Тряхнув головой, проворачиваю внутренний замок и распахиваю дверь. На пороге действительно друг и тренер моего мужа. Мрачный, бледный. В карих глазах расплылась чернота.
Живот невольно поджимается до боли, и дыхание начинает сбиваться.
— С ним что-то случилось? — спрашиваю упавшим до хриплого шёпота голосом.
Гордей проходит глубже в нашу обновлённую прихожую. Берёт меня за руку. У него пальцы холодные, а на улице лето.
— Кис на байке в тачку влетел.
Моё сердце перестаёт биться, а в коленях будто появились мягкие, растянутые пружины. Качает. Гордей удерживает и помогает сесть прямо на обувную тумбу.
— На операционном сейчас. Тяжёлый. Поедешь?
— Ж-живой, — заикаясь, и не спрашиваю, и не утверждаю. У меня от ужаса зубы начинают стучать.
— Живой. Пока… — цедит сквозь зубы Гордей. Я слышу, как ему сложно говорить.
— Пока? — смаргиваю слёзы с ресниц. — Пока?! — резко поднимаюсь. Мы вновь сталкиваемся взглядами.
— Стеф, я мало знаю. Мне позвонили, потому что у Саркиса паспорт был в куртке, а там вечно визитка клуба лежит. Других контактов-то нет. Подумали, что рабочая. Кому-то надо было передать, чтобы родственникам сообщили. Наткнулись на меня, — объясняет он.
— Минуту, — прошу Гордея.
Покачиваясь, ухожу в комнату, бормоча себе под нос: «Пока живой».
Надо успеть.
Хватаю первые попавшиеся штаны с футболкой. Футболка оказывается его. Надеваю. Нервно переворачиваю кровать в поисках телефона. Засовываю его в карман. Хватаю рюкзак. Там документы, деньги. Я жена, меня к нему пустят. Должны. Обязаны!
Растирая по лицу слёзы, обуваюсь и снимаю ключи с крючка. Гордей открывает мне дверь. Забирает ключ и сам запирает квартиру. Я не могу, у меня дрожат руки.
Бред какой-то. Я же видела, как Саркис гоняет. Да он со своим байком как единое целое. Не мог Кис разбиться. Просто не мог. Он сейчас на работе должен быть. Там кто-то другой. А паспорт. Да украли паспорт. Потерял. Мало ли! Мы просто поедем, убедимся в том, что с ним всё хорошо, и вернёмся домой. А утром Кис приедет уставший, заберётся ко мне под простыню и будет жадно тискать, нашёптывая пошлости, от которых горит всё тело и щёки полыхают смущением.