140%
Шрифт:
– Я не видел твоих контрольных по химии, не даешь просмотреть, ты что, не готовишься? У тебя ведь западает неорганика, и это огромная проблема.
Матвей сбросил рюкзак у двери и молча прошёл в ванную у входа, чтобы помыть руки. Под ноги ему бросилась абсолютно белая персидская кошка Николь, его любимица. Она громко мяукала, проголодавшись и истосковавшись в одиночестве.
– Я сделаю. Просто времени не хватает. В выходные покажу тебе, точно.
Когда он вышел и взял наконец кошку на руки, увидел на лице отца так ненавидимую им пренебрежительную
– Ты провалишь экзамены, на курсы ты не захотел ехать, – уже зло сказал Егор.
– Па, ну как это возможно? Мне школу надо окончить. Кто меня отпустит?
– Всё решилось бы.
– Я и так поступлю…, – примирительно сказал Матвей, но тут же зажмурился от боли в голове, потому что отец закричал. Николь у него на руках дёрнулась и соскочила вниз, поцарапав руку хозяину.
– Тогда какой, к чёрту, баскетбол? Что за дурь, осталось пару месяцев до экзаменов в школе, а потом сразу туда? Ты хоть понимаешь, сколько это времени? Ты ничего не успеешь!
Матвей постоял молча, опустив голову, чтобы самому не завестись, а потом пошёл на кухню.
– Кто она? – услышал он за спиной голос отца, и его рука дрогнула, когда попытался налить себе сока в стакан.
– О ком ты? – спросил он и помрачнел.
– Та девчонка, с которой ты спишь. У тебя это на лице написано, и про баскетбол мне можешь не рассказывать.
– Ладно, – кивнул Матвей и повернулся, встретившись своими серыми глазами, доставшимися от матери, с обсидиановыми – отца. – Не буду. Какая разница – кто она?
По лицу отца пробежала волна насмешки.
– Вот именно. Я об этом и хочу тебе сказать. Она никто и ничто, ты скоро будешь строить свою судьбу…
– Чем тебе не нравится наш медуниверситет, не пойму. Сюда даже арабы едут учиться, – спокойно пожал плечами Матвей. – Всегда славился и…
– Потому что в Москве у тебя будут другие возможности и перспективы, и я тебе помогу, если надо. Но поступить и сдать экзамены ты должен сам, и подготовиться к ним тоже. Так что о своей подружке надо забыть, пора уже сосредоточиться.
– Её зовут Тоня, – с вызовом, твёрдо произнёс он. – Она бы тебе понравилась.
По смуглому лицу отца пошли багровые пятна.
– А ты наверное знаешь её мать, она тоже врач-хирург, фамилия Карева, – добавил Матвей.
– Нет, не знаю, и не хочу знать. Давай будем понимать друг друга, или ты вообще не слышишь меня?
– Я слышу и понимаю, я не тупой, – кивнул Матвей, отрезая себе щедрой рукой кусок колбасы. К ним по средам приходила готовить домработница тётя Аня, а сейчас был вторник, и в холодильнике выжила только колбаса и немного сыра. – Всё будет нормально, пап. И Тоня мне не помешает.
– Только если ты этого не позволишь и займёшься делом наконец, – буквально выплюнул Егор и ушёл к себе в комнату переодеваться.
Матвей покачал головой, быстро прикончив бутерброд. Нужно было ещё накормить Николь, которая
– Вот вы, девчонки, точно найдёте общий язык.
Отец нервничал, и Матвей понимал, почему. Очень скоро он останется в этом доме совсем один. Жена бросила его, сын уедет учиться и вряд ли вернётся, настоящая переоценка ценностей. Поэтому у Матвея не было злости на него, только сочувствие.
А насчёт Тони он и сам стал много думать. Может быть, даже слишком. Эта изо всех сил независимая девчонка остаётся здесь, в Ростове, и куда поступит – не известно, потому что её родители в процессе развода. Она ничего не говорит об этом, но заметно, что слишком сильно переживает. Её жизнь уже рушилась, а она смотрела на это и не могла ничего сделать. Даже если бы захотела. Что тут можно сказать? Банальности типа – это судьба?
Получалось, что для неё же лучше было не сближаться с ним. Да и ему тоже скоро уезжать, быть может навсегда, тогда зачем привязывать к себе девчонку?
Миллион вопросов, слишком сложных и неразрешимых. Одно только было очевидно – их тянуло друг к другу, и этому противостоять было глупо и опасно для здоровья.
Он тяжело вздохнул и пошёл в душ.
3
Я открыла массивным ключом нижний замок и тихо вошла в квартиру. Мы жили на первом этаже старой хрущевки, за неё родители ещё выплачивали ипотеку и были когда-то очень рады этой покупке. С тех пор прошло моё беззаботное детство, из которого я больше всего помнила поездки в Крым и появление маленького братика, а теперь даже родные стены не помогали осознать, что время это безвозвратно ушло. Здесь больше не пахло мамиными ароматными блинами, не слышались наши с братом шумные игры в прятки, редко бывал папа. Всё это исчезло, и не по себе даже было заходить домой.
Я поставила рюкзак на пол и прислушалась. Дверь в детскую была открыта, и оттуда доносился тихий разговор мамы и Тёмы. Он сегодня наверняка рано укладывался спать из-за перелома. Наверняка ему дали обезболивающего.
Повесив джинсовую куртку на вешалку, я взглянула в большое зеркало и чуть пригладила волосы, стоявшие дыбом после встречи с Матвеем. От этих мыслей мне стало смешно, и я показала отражению язык.
Из полутёмной комнаты появилась мама и спросила: – Ты очень уж поздно, не могла раньше прийти?
– Прости, мам, я старалась, – сделала я виноватое лицо и проскользнула в комнату мимо неё.
На кровати слева бледнело личико брата, и было заметно, что его накачали таблетками, глазёнки он уже почти закрыл.
– Привет, Тёмыч, что с тобой сегодня случилось? Ты с ума сошёл ноги ломать?
Он улыбнулся почти счастливой улыбкой.
– Зато я Лузгину дал пинка, – довольно произнёс он, и я рассмеялась.
– А теперь ты месяц будешь в гипсе, умник, – вставила мама, сложив руки на груди.