1612 год
Шрифт:
Исаак напряженно слушал, потом натянуто засмеялся:
— Ничего не получится.
— Почему?
— Царский двор полон вооруженных поляков.
— Поляков я беру на себя.
— А триста головорезов Маржере?
— Маржере должен знать, что произойдет, если Димитрий узнает о его службе Сапеге.
— Значит?
— Значит, в урочный час его с телохранителями не должно быть во дворце.
— Это невозможно! Царь не ложится, не проверив посты.
— Такие умные
— Думаю, что со мной он будет откровенен, — самоуверенно заявил Масса.
— Поверит твоей хитрой роже? — хмыкнул Гонсевский и снова поморщился от изжоги.
— Я в хороших отношениях с одним отважным офицером из его свиты. Этот офицер был тяжело ранен под Кромами и только сейчас начал выходить из дому. Пока он болел, я помогал ему бальзамами. А главное, он во время болезни учился рисовать. И вот нарисовал мне подробный план Москвы. Подобного ему я не видел…
— И что же? — Глаза Гонсевского хищно блеснули. — Где этот план?
— Этот план — у принца Оранского, моего государя. Да будет тебе известно, что его картографы — лучшие в мире.
— Постой, так…
— Да, офицер продал план мне, хотя и понимал, что очень рискует. Русские ведь очень подозрительны! Но сумма была так велика…
— Ясно. Значит, он полностью в твоей зависимости?
— Ну зачем так прямо? Просто он мне очень доверяет и беспрекословно окажет протекцию для визита к Шуйскому.
— Действуй. Сообщишь мне, когда заговорщики намерены выступить. Мой совет — сразу же после свадьбы, пока царь будет увлечен своими амурными делами.
Неожиданно он замолчал, рывком распахнул дверь, за которой стоял дворецкий, с невозмутимым видом державший в одной руке шкатулку, в другой — кувшин.
— Ты чего, Стас? Долго так стоишь? — с подозрительностью спросил Гонсевский.
— Нет, только что подошел. Раздумывал…
— О чем? — с еще большей подозрительностью спросил Гонсевский.
— Да чем стучать в дверь, — флегматично пояснил камердинер. — Шкатулку можно попортить, а кувшин — разбить. Разве что лбом? Он у меня крепкий!
Гонсевский, а за ним и Исаак Масса расхохотались.
— Находчивый у вас слуга, — заметил купец.
— Да, звезд с неба не хватает, зато готов за хозяина лоб расшибить, — продолжал смеяться Гонсевский, глотая прямо из кувшина кисленький напиток. — Я беру весь твой товар, купец, и принеси мне еще те ткани, что обещал.
— В следующий раз я непременно вам покажу изумительные кружева из Брабанта, — поклонился гость.
Вечером, как и обещал, Маржере вновь был в лавке голландца. Его встретила жена, такая же маленькая
— Исаак еще не приходил! — сообщила она встревоженно. — Может, поляки пьяные напали? Вон как они буйствуют на улицах!
Маржере, делая вид, что слушает болтовню женщины, тревожно думал: неужели купца схватили? Хотя Масса — такой осторожный и ловкий малый. Он было повернулся, чтобы уйти, как едва не столкнулся с вбежавшим в лавку запыхавшимся толстяком.
— Прошу извинить меня, господин полковник! Такая клиентура привередливая пошла. То не этак, то не так! Клара, приготовь бутылочку вина для нашего высокого покровителя! Мы пройдем в заднюю комнату, а ты побудь здесь!
Видно было, что важные вести буквально переполняют негоцианта, и он за руку потащил Маржере к двери, ведущей на семейную половину. Плюхнувшись за стол и сделав жадный глоток из венецианского бокала, он испуганно уставился на Маржере, причитая:
— Что будет, что будет!
Тот неторопливо цедил вино из своего кубка, бесстрастно глядя на взволнованное лицо собеседника.
— Хорошо, что я сам пришел сюда. Представляю, какой переполох ты бы учинил, если бы появился в казарме с таким лицом!
— Заговор, боярский заговор! — выпалил Исаак.
— Я знаю, — столь же бесстрастно заметил Маржере. — Кто во главе?
— Шуйский, Голицын и Татищев. Я их застал всех вместе! Они очень обрадовались поддержке Сигизмунда…
— Это Гонсевский тебе сказал? — быстро спросил француз. — Так я и знал. Сегодня на приеме он вел себя вызывающе, будто вел дело к войне… Что он еще велел передать боярам?
— Что постарается, чтоб поляков не было, когда заговорщики придут в Кремль. Но еще больше их обрадовало, что не будет твоих алебардщиков…
Маржере вскочил как выпрямленная пружина:
— Гонсевский выжил из ума! Я за Димитрия их всех уничтожу.
Масса опустил голову и печально вздохнул.
— Что ты вздыхаешь?
— Гонсевский предвидел и это. Он сказал: «Передай Маржере, что царь будет знать о его службе Сапеге!»
— Димитрий не поверит. Он меня любит!
— Гонсевский сказал, что у него есть твои письма. Те, что я отвозил в Литву.
Полковник плюхнулся, загремев шпагой, на лавку.
— Это ловушка. Что же мне делать?
— Хочешь дружеский совет? Тебе надо заболеть в этот день.
— Они же его убьют!
— Голицын сказал, что, если Димитрий докажет, что он действительно царский сын, ни единого волоса не упадет с его головы. А если самозванец, отправят в монастырь.
— Ты не веришь, что он подлинный сын Ивана Жестокого? — воззрился на купца Маржере.