1647 год. Королева Наташка.
Шрифт:
Лайку зовут Иргичимэн. В буквально переводе с тунгусского языка — это «охотник на волков». Имя мне сообщил по радио хозяин (ему хуже, он летит в положении лежа), когда зверушка за спиной встала на задние лапы, начала меня обнюхивать. Замечательные ощущения. Наверное, я собаке понравилась. Иначе, зачем она пролезла под сиденьем и уселась у меня между ног? Да глажу я тебя ведь уже, глажу! Хозяина зовут Вася, я его встречала. Нетипичный тунгус. Широкоплечий и мускулистый, почти квадратный. Через рацию своего самолета он меня успокаивает. Уверяет, что песик добрый, ласковый, если сытый никого не обижает. Ха! Это сейчас — сытый. А к вечеру? Настораживает, что, общаясь с животным по радио (пришлось включить динамик и дать зверю послушать родной голос), Вася зовет мохнатое чудище Иргичиткэн, то есть — «волчонок».
Рассмотреть её хвост (палкой или колечком?) никак не получается, а лезть туда рукой и щупать — боюсь. Правда, кусочек сахара, добытый из кармана рюкзака, зверь сожрал, с аппетитом. Для волка такое поведение не характерно. А Вася уверяет, что собака ученая, практически служебная, еду из чужих рук брать не станет. Готова допустить, что на глазах у хозяина — не станет. А своими глазами я вижу, что собака — весьма себе на уме… Пускай… До безобразия умная собака нам в Кронахе нужна. Срочно. У Фрица возникли проблемы. Две.
Во-первых, местные настучали, что бургомистр получает и отправляет письма голубиной почтой. Это не криминал, но, на прямо заданные вопросы дяденька отвечать отказался. Уже настораживает… Во-вторых, после исчезновения городской стражи, в Кронахе завелись воры. Что намного хуже. Трудно налаживать новую жизнь, если в городе нет порядка. Особенно, если смычка с местным населением ещё только начинает возникать. Криминальный разгул — дискредитация власти. Его следует давить в зародыше. Вася это умеет… Учили.
У меня другая задача — срочно привнести в суровую политику Фрица капельку человеколюбия. А то, от его угрюмых гавриков, местный народ шарахается. Пьяницы и дебоширы, из гарнизона Розенберга, были им роднее… Наши ребята не пьют, не грабят, демонстративно игнорируют местных потаскушек (как я их понимаю) и не молятся. Чего ждать от подобной власти — тайна велика. Деморализованные обыватели погрузились в тоскливый ужас. Надо их хоть немного встряхнуть. А ещё — принять дела в управе и срочно, хотя бы бегло, осмотреть городской архив. Иезуиты приготовили несколько «подлинных исторических документов». Самое время их там «обнаружить». Или наоборот — «не найти». Решать — мне. Прямо на месте. По быстрому… Одна нога здесь — другая там.
Летать на малой авиации — тоска. И неудобно… От жесткого сиденья каменеет задница, от болтанки — не возможно заснуть. Прыжки на воздушных ямах напрочь отбили аппетит. Последней радости лишили. Собака жалобно скулит, как только я прекращаю оказывать ей внимание. То ли тоже боится, то ли морская болезнь… Зато меня припахали в качестве активного радио-маяка. Штурман активно экспериментирует с определением нашего положения на местности. Солнце в тучах… Навигационных карт, что бы ориентироваться по деталям рельефа, мало. Выручает слаженная работа пеленгаторов в Копенгагене и на Эзеле. Плюс-минус лапоть, мы своё положение установили. Серьезно уточнили курс. Теперь, каждые несколько минут, вносим коррективы. Радиостанция должна непрерывно работать на передачу. Кто на рации? Я на рации. Стучи! Что тебе в голову взбредет… Придумала. Сама себе, в электронный почтовый ящик, набиваю вот этот текст. После распечатаю.
Самолетик упорно ползет вперед над густыми лесами и редкими полями. Именно ползет… Ветер! Ш-2 — задумывался как «воздушный автомобиль». С той скоростью, которую он сейчас развивает по расчетам, едва за 100 км/ч, только над Европой и летать. В хорошую погоду. Теперь понимаю, почему он не привлек нашего внимания раньше. На Байкале ему грош цена. Обыкновенный береговой бриз, дующий там почти непрерывно из каждой речной долинки, развивает скорость 8-10 м/с. Число штормовых дней, в течение года, в разных местах озера — от 18 до 148. Осенью и весной их больше, летом — меньше. Сильных ураганных ветров в году — около двух десятков. Особенно часты сильные ветры осенью, с октября по декабрь, в районе Ольхона. Там, из каждых 100 дней — 58 бурных. Простой ветер у нас — 20–25 м/с, обычный штормовой 30–40 м/с, во время урагана случаются порывы до 60 м/с. Максимальная скорость Ш-2 всего 120–130 км/ч. Куда ему против
Самогон в Европе научились гнать двести лет назад… Ученые книги уверяют — у мудрых арабов. Злые языки доказывают — у богопротивных русских. Кто сомневается, читайте «Историю водки» Похлебкина. Но, в эпоху Тридцатилетней войны самогоноварение приобрело тут совершенно эпические масштабы. Поговорка «Пьет как немец» — именно этого времени. Учтите, что «немцем» в Московии называют всякого иностранца, Ну, различая «немцев английских» и «немцев голландских». Квасят все! По черному…
Самогон — валюта, лекарство и пища. Европейцы XVII века «едят» его специальными ложками, как обычный суп. В миску с самогоном крошат хлеб, кладут кусочки мяса. Это роскошно. Отсюда в шведском языке название «sup» для нормы-рюмки в 40–60 грамм (размер специальной ложки для поедания спиртового месива). В «рекомендациях» XVII века говорится: «Необходим хороший sup после вставания, для очистки желудка, один sup за завтраком, sup перед обедом для аппетита, sup во время обеда — один перед рыбным блюдом, один перед мясным, немного позже перед сыром, один sup после еды, один sup за ужином, один sup после ужина для лучшего сна». Кроме того, можно «пропустить» по sup-рюмочке перед охотой, рыбной ловлей, выходом на улицу. Есть sup «ночной», «кроватный», «церковный», «родственный», шкафный, перед отъездом, для утешения, от усталости… — все и не перечислить! Ежедневный расход самогона в Кронахе — сотни литров.
Подобающий запросам владельцев агрегат булькает сивухой буквально в каждом доме. Проблема — в «крепости». Паровая турбина жрет всё, что горит. Что бы слабый самогон загорелся его надо или перегонять его многократно, «по всем правилам искусства»… или обработать негашеной известью. Рецепт годен для дегтя и скипидара. Фриц — платит. Аборигены — тащат. Ведрами. Вот…
Старинные самогонные аппараты XVI–XVII веков.
Оптовая цена самогона в Южной Германии, насколько я знаю, колеблется около 1 грамма серебра за литр. Заполнить трехсотлитровый бак Ш-2 чистым 96 градусным пойлом, таким образом, стоит примерно десять талеров. Месячный доход бедного помещика или двух профессиональных наемников. Предположим, что дорогой самогон экономят и на две трети разбодяживают его скипидаром (парни ставят опыты, оставляя смеси разного состава отстаиваться в прозрачных стеклянных бутылях). Тогда, всего одна заправка самолета, обойдется в 5 талеров. Тоже — ощутимо… Так и подмывает сделать расчет выгодности описанной коммерции. Например, с точки зрения принципиально отвергнутого найма военной силы. Делать пока всё равно нечего…
Предположим, что самолетик, с двумя наблюдателями, полный световой день (!), кружит над Кронахом с окрестностями и одной заправки как раз на это хватает. Много ли можно увидеть сверху? Помню, учебник тактики дает табличку соответствия высоты глаз наблюдателя (в метрах) к его дистанции прямой видимости на шарообразной поверхности Земли (в километрах):
с 2 метров (человеческий рост) видно на 5,4 км;
с 10 метров (наблюдательная вышка) видно на 12,2 км;
со 100 метров (скала или наблюдательная башня) видно на 38,5 км;
с 200 метров (гора или возвышенность) видно на 54,5 км;
с 1000 метров видно на 122 км;
с 5000 метров видно на 272 км;
с 10 000 метров видно на 385 км;
В условиях хорошей погоды и особого состояния атмосферы (при холодном воздухе внизу и теплом наверху) горизонт расширяется. Дальность прямого наблюдения возрастает процентов на 30 %. Это редко… Таким образом, два человека (пилот и наблюдатель) могут одновременно держать в поле зрения весь окружающий район (при этом, не подвергаясь опасности с земли). Попасть в самолет, летящий выше 100–200 метров, из заряжающихся с дула ружей — технически невозможно. А что может живой наблюдатель на земле?