17 м/с
Шрифт:
Я спросила, откуда меч и плащ.
— А-а-а, — махнул рукой Иан, — это у нас в магазинчике продается. При ордене.
— Хм-м-м…
— После посвящения можно купить.
— Ясно, — сказала я. Хотя мне ничего не было ясно. Просто это слово я произношу по-английски с неплохим выговором.
Иан сказал, что тоже когда-то искал посвящения. И писал работу про последнюю сохранившуюся святыню тамплиеров. Про голубой штандарт (блю блэнкет), под которым тамплиеры собирались в минуту опасности. И однажды он нашел этот голубой штандарт. Он пришел
(Я припомнила, что тоже читала что-то про этот штандарт. Господи! Да если бы я тогда не щелкала клювом, а вот так решительно кинулась бы и нашла место хранения! Тогда бы им было некуда деваться, раз я их рассекретила! И они были бы вынуждены принять меня в орден. Для безопасности. И я бы сейчас не мучалась, а просто бы сняла фильм про себя. Как я иду в белом плаще с крестом рядом с ведущей в белом плаще с крестом!)
— А где нашли блю блэнкет?
— Да здесь и нашел, — ответил Иан.
Он как-то просто (как это бывает в бредовом сне) взял ключи, отпер внутреннюю дверь наверх, на первый этаж. И снял сигнализацию. Там, на первом этаже, в стеклянной витрине висело это голубое одеяло! И еще там были залы. С реликвиями ордена тамплиеров и других орденов, которые объединились перед внешней угрозой современной истории. Там стоял огромный стол для заседаний. Это была официальная резиденция.
Я посмотрела на Иана и спросила: «Вы кто?»
Он высказался в том смысле, что с тех пор он и живет при одеяле. И при резиденции.
Выходило, что он Хранитель. Где-то третье лицо в ордене.
Потом Иан с женой отпаивали нас с Леной чаем. Жена жаловалась. Она и знать не знала, когда выходила замуж, что ее муж — тамплиер. А когда узнала, уже было поздно.
Она не то чтобы боялась, что его сожгут. Она негодовала, что он все вечера проводит либо на собраниях, либо в кабинете — пишет книги. А она думала, что они будут ходить в клубы и в кино.
Я робко поинтересовалась, нельзя ли мне все-таки в тамплиеры. По протекции столь высокопоставленного рыцаря. Но Иан был непреклонен. Потому что я женщина. И чтобы загладить вину за этот прискорбный факт, он согласился сниматься в нашей передаче и даже отвести ведущую в магазинчик.
— Вот, все — ведущей! — запричитала я. — Мне, между прочим, тоже идет белое!
Тогда Иан порылся на полке и подарил мне медальку ордена тамплиеров. Но я уже начала жадничать и решила извлечь максимальную пользу из его чувства вины.
Я сказала, что для визуального ряда грандиозного проекта самого грандиозного канала его плаща, его одеяла, его жены и его резиденции — маловато. И хорошо бы еще снять церемонию посвящения в орден.
Иан опешил. Потому что, с одной стороны, как соучастник, он уже болел за качество продукта. А с другой стороны, церемонии эти были строго засекречены. Чтобы ненароком не ворвались какие-нибудь короли-пироманы, как это уже случилось шесть веков назад.
Он сказал, что может познакомить нас с людьми, которые расшифровали
Я сказала, что это само собой. Но еще — церемонию!
Он дал телефончик. Он сказал, что это телефончик секретаря великого магистра. И пусть мы договариваемся сами о таком деликатном деле.
Тогда я добавила милостиво, что фиг с ним, с плащом. Сама пошью.
Мы раскланялись с тезкой девушки Мерлина, с кошкой Хранителя и с самим Хранителем.
Так нам не терпелось воспользоваться телефончиком.
Лена начала звонить прямо из машины. Она шипела Магнусу, чтобы тот вел неслышно. А в трубку она говорила так великосветски, так куртуазно, что получалось практически по-староанглийски. Со стороны выглядело, будто она звонит в четырнадцатый век.
Пока она говорила, я мяла потные руки и взывала к небесам, где, по моему убеждению, должен был пребывать сейчас мой знакомый тамплиер. Я напоминала ему, что он обещал! И пусть не подведет!
Но мой знакомый тамплиер, видно, подзабыл обещание. Или подзабыл меня. Так мне показалось. Потому что Лена нажала отбой и сказала, что секретарь обалдел и сказал, что он не вправе решать такие вопросы. Потому что это из ряда вон. И надо это все согласовывать, обсуждать, обговаривать. И дал телефончик.
Лена сказала, что нас, видно, запустили по служебной лестнице, и теперь мы будем звонить по всем возможным телефонам и согласовывать свой вопрос со всеми чиновниками ордена, пока Рослинская часовня не рассыплется в прах под натиском времени.
И набрала телефон. Лена изложила суть вопроса уже не так великосветски. А потом поинтересовалась, с кем это, собственно, она имеет честь беседовать по столь деликатному вопросу.
Оказалось, что она имеет честь с господином великим магистром ордена тамплиеров.
Лена с ужасом посмотрела на меня. Что говорить магистру?!!
— Ты же все сказала!
Магистр сказал, что с такой просьбой к нему еще не обращались. И — так и быть — исключительно из уважения к дерзости просьбы и к экзотичности страны он пригласит нас на посвящение. Оно как раз будет через три дня. В одной часовенке. В двух часах езды от Эдинбурга.
Лена уже начала было куртуазно благодарить, но резко смолкла.
«Стоп! — сказала Лена — Какие три дня? Это нам не подходит. Вы уж извините, господин великий магистр. Это же экзотичная дальняя страна. Они пока камеры довезут на собаках, у них уйдет две недели!»
Потом Лена взяла себя в руки. И вернулась к учтивой манере, принятой в приличном обществе этой страны. Нельзя ли быть столь любезным ему, господину магистру, а также восьмерым неофитам, ищущим посвящения, и несколько перенести церемонию? Исключительно из сострадания к жителям столь удаленной, но искренне заинтересованной державы?
Мне послышалось, что магистр рассмеялся. А потом сказал, что он подумает. И что-нибудь обязательно придумает для столь славных, лишенных всяческих предрассудков людей.