1812 год. Пожар Москвы
Шрифт:
«Тем временем мы подметили, — вспоминал Роос, чей полк оказался «в недалеком расстоянии от города, вправо от дороги, ведущей на Владимир и Казань» [106] , - что русским так же, как и нам, мир был желателен, и мы видели, что лошади у них так же истощены, как и у нас, ибо при переправе через канаву многие из лошадей падали, поднявшись потом медленно и с трудом, совсем как это бывало и у нас» [107] .
Немного юго-восточнее Рооса наблюдал за происходившим другой немец, но служивший в русской армии, — Клаузевиц. Он видел, как «обе стороны продолжали стоять близко одна против другой, не предпринимая никаких враждебных действий. С этого места мы могли видеть, как через заставы, расположенные в стороне от нас, из пустеющей Москвы непрерывной вереницей тянулись небольшие русские телеги, причем в эти первые часы французы их не тревожили; наоборот, казалось, что казаки все еще продолжают быть хозяевами этих частей города, тогда как французский авангард был занят исключительно русским арьергардом. Далее, мы отсюда наблюдали, как в крайних предместьях Москвы уже в нескольких местах подымались столбы дыма, являвшимися по мнению автора следствием господствовавшего там беспорядка» [108] .
106
То есть где-то на уровне Рогожской или Проломной заставы. Роос вспоминал: когда они стали располагаться на ночлег, влево
107
Роос Г. Указ. соч. С. 146 (? — сбой страницы).
108
Клаузевиц К. Указ. соч. С. 86.
В сгустившихся сумерках русский арьергард медленно отошел на несколько верст от города и расположился на ночлег [109] . Весь вечер и всю ночь из Москвы через неприятельские пикеты продолжали просачиваться москвичи и отставшие одиночные солдаты. Иногда их задерживали, но чаще пропускали через посты, и они уходили туда, где горели русские лагерные огни [110] .
Авангард Мюрата расположился на юго-восточных окраинах города, охватывая Покровскую, Рогожскую, Проломную и Семеновскую заставы [111] . Совершенно определенно можно указать на дислокацию пехоты авангарда. Так, Легион Вислы провел ночь под открытым небом возле Семёновской заставы. При этом командир дивизии генерал Клапаред расположился в монастыре, находившемся рядом с камер-коллежским валом [112] . Дивизия Дюфура встала, как пишет Дедем, у «Владимирской заставы» [113] .
109
Лейб-казачий и Изюмский гусарский полки не успели выйти на Рязанскую дорогу и выступили на соединение с отрядом Ф.Ф. Винцингероде по дороге на Владимир.
110
Одним из тех несчастных, которым не удалось той ночью уйти из Москвы, оказался прапорщик В.А. Перовский, задержанный Себастьяни.
111
104Возможно, что часть авангарда, например, бригада карабинеров из дивизии Дефранса 2-го кавалерийского корпуса, расположилась у южных окраин Москвы (См.: Manuscrits de carabiniers. P. 215). Правда, некоторые обстоятельства заставляют в этом сомневаться. Согласно свидетельствам Нордгофа и Перовского, в той части Москвы, которая примыкала к Калужской и Серпуховской заставам, вечером 14-го и в ночь на 15-е сентября вообще не было ни одного неприятельского солдата (Histoire de la destruction de Moscou. P. 83; Из записок покойного графа Василия Алексеевича Перовского. Ст. 1034). М. Кукель считал, что карабинеры расположились «у Владимирской заставы» (Kukiel М. Op. cit. Str. 214), правда сам странным образом перепутал 1-й и 2-й резервные кавалерийские корпуса.
112
Наполеон в России глазами русских. С. 290.
113
Dedem de Gelder. Op. cit. P. 251; Журнал дивизии Фриана // Chuquet A. La Guerre de Russie. Ser. 2. № 19. P. 60. Под «Владимирской заставой» здесь следует понимать, по-видимому, все же Проломную или даже Рогожскую заставу. (А.А. Васильев утверждает, что дивизия Дюфура встала у Покровской заставы).
Имеются точные указания и о дислокации саксонской бригады И.А. Тильмана из 7-й дивизии тяжелой кавалерии: она расположилась «в четверти часа от города» «слева от дороги на Коломну». Недалеко от бивака саксонских кавалеристов оказалось кладбище, где «в красивой церкви происходило богослужение». Так как церковь была заполнена множеством людей, Тильман приказал выставить возле церкви охрану во избежании конфликтов местного населения с солдатами [114] .
Начиная от Рязанской дороги и до Петербургской была протянута цепь постов [115] . Сам Мюрат со штабом уже к 7 часам вечера разместился в прекрасном доме заводчика И.Р. Баташова за Яузским мостом на Швивой (Вшивой) горке [116] .
114
Cerrini di Monte Varchi С. F. Op. cit. S. 390–391.
115
Chambray G. Op. cit. P. 116.
116
Письмо приказчика Максима Сокова к И.Р. Баташову. Ст. 0218.
Авангард Мюрата предназначался, как известно, для преследования русского арьергарда (точнее — для следования за ним). Какие же части должны были контролировать ситуацию в самом городе? Первоначально с этой целью в город были отправлены только элитные жандармы, насчитывавшие несколько сот человек. Это было всё, чем вначале мог располагать назначенный военным комендантом Дюронель. Он вошел в город вместе с головными частями Неаполитанского короля. Сопроводив Мюрата до Рогожской заставы, он вместе с Гурго возвратился в Кремль [117] . Всюду блуждали отставшие русские солдаты, непонятные личности в гражданском или полувоенном платье, по временам слышались выстрелы [118] .
117
Caulaincourt A.A.L. Op. cit. Т. 1. P. 4.
118
Среди чинов армии ходил рассказ о том, что Гурго, возвратившись в Кремль, захватил там то ли 40, то ли 60 «казаков с помощью одного уланского офицера, который сопровождал его в этой экспедиции» (Soltyk R. Op. cit. Р. 269; Caulaincourt A.A.L. Op. cit. Т. 1. P. 4). Возможно, это были те самые несчастные полупьяные патриоты, которые были захвачены у Арсенала и которых сторожила рота вольтижеров из бригады Дедема.
Дюронель, сообразуясь с малочисленностью жандармов, находившихся в его распоряжении, решил ограничиться охраной Кремля и Воспитательного дома (благо, что чуть позже к Дюронелю явился сам И.А. Тутолмин, главный надзиратель этого дома, и, сопроводив небольшой отряд жандармов к месту назначения, прекрасно его устроил). По свидетельству Коленкура, Дюронель «отправил императору просьбу о присылке каких-нибудь воинских частей». «Император предписал ему обратиться к герцогу Тревизскому (Мортье — В.З.)», корпус которого должен был занять город [119] .
119
Caulaincourt A.A.L. Op. cit. Т. 1. P. 4.
Действительно, дивизия Ф. Роге из Молодой гвардии вошла в русскую столицу вслед за авангардом Мюрата. Батальоны дивизии, одетые в «большую форму», вступили в город повзводно, с музыкой в голове каждого полка. Бургонь из полка фузилеров-гренадеров писал, что сигнал к вступлению в город его полк, стоявший у самой заставы, получил в 3 часа дня [120] . Лишь только авангард полка, состоявший из тридцати человек во главе с лейтенантом Серрарисом (Serraris) перешел мост
120
Bourgogne A.J.B.F. Op. cit. P. 12.
121
Ibid. P. 2–13. He менее примечательная встреча запомнилась Г. Брандту, капитану из Легиона Вислы. Во время одной из остановок колонны авангарда «человек громадного роста…, в синей поддевке, застегнутой до самой шеи, вышел из запертого дома и хотел перейти через улицу; ни слова не говоря, он растолкал солдат, которых на улице было множество. Так как войскам перед вступлением в город был отдан строжайший приказ хорошо обращаться с жителями, солдаты ничего ему не ответили; но когда он толкнул офицера, последний выругал его и пригрозил ему шпагой, после чего и солдаты стали огрызаться. Он, ни слова им не отвечая, разорвал поддевку, обнажил грудь и крикнул: “Вонзайте ваши клинки в грудь русского!” Эти слова заставили всех замолчать. Русский с вызывающим видом ушел, открыл дверь маленького домика и запер ее изнутри так старательно, что все мы это слышали» (Цит. по: Наполеон в России глазами русских. С. 289).
Район Дорогомиловской заставы. Фрагмент плана Москвы.Начало XIX в.
Примерно в половине пятого полк фузилеров-гренадеров оказался «перед первой оградой Кремля», а затем, обойдя Кремль слева, вступил на «губернаторскую площадь» (так французские мемуаристы называли площадь перед домом Ростопчина на Лубянке) [122] . Здесь часть дивизии Роге встала биваком. Сам Мортье занял дом аптекаря на углу одной из улиц, обращенный к фасаду «дворца губернатора» [123] . Пока маршал, генералы и офицеры дивизии размещались в пустующих или почти пустующих домах в районе губернаторского дома, солдаты стаскивали на площадь, где стояли биваком, всевозможную снедь из близлежащих зданий, «…тут были вина разных сортов, водка, конфитюр, множество голов сахара…» [124] Полк фузилеров-гренадеров «занял подступы к площади постами и караулами во всех публичных зданиях, в магазинах с различными припасами, в Бирже (так французы называли Гостиный двор. — В.З.), в банке и в детском приюте, который имел форму необъятного дворца, и в котором имелись значительные склады», — вспоминал шеф батальона фузилеров-гренадеров Л.Ж. Вьонне де Марингоне, который сам обосновался в доме недалеко от дворца Ростопчина [125] . Остальная часть дивизии, по его свидетельству, разместилась в Кремле и на Кузнецком мосту.
122
Bourgogne A.J.B.F. Op. cit. P. 13.
123
Vionnet de Maringone L.J. Op. cit. P. 24.
124
Bourgogne A.J.B.F. Op. cit P. 14.
125
Vionnet de Maringone L.J. Op. cit. P. 24.
А. Сюрюг, настоятель французской церкви Св. Людовика, находящейся недалеко от дворца Ростопчина, свидетельствует, что 14 сентября, к вечеру, «рота гренадеров Молодой гвардии обосновалась на Кузнецком мосту» [126] и, как можно понять, взяла под охрану церковь и близлежащие кварталы, населенные москвичами-иностранцами. Коленкур отмечает, что так как Мортье «считал, что нельзя распылять свои силы в первые моменты, тем более что приближалась ночь», маршал так и не решился 14 сентября ввести в Москву 1-ю гвардейскую пехотную дивизию А.Ф. Делаборда [127] .
126
Surugue A. Mil huit cent douze. P. 26.
127
Caulaincourt A.A.L. Op. cit. T. 1. P. 5.
Каких только неожиданных встреч и удивительных событий не произошло в те первые часы вступления Великой армии Европы в «полуазиатскую» столицу! Польский граф Роман Солтык, служивший в ведомстве Сокольницкого, оказался на Арбате еще до появления там авангарда Мюрата. Справа и слева от себя он увидел красивые большие дома, «хотя и построенные из дерева, но оштукатуренные и окрашенные в желтый цвет, так что они казались сделанными из камня». Солтык начал стучать во все двери, которые, однако, оказались прочно запертыми. Он даже не мог расслышать ничьих шагов, кроме своих собственных. Все было пустынно и молчаливо. Тогда Солтык бросился куда-то в переулки, влево от большой улицы, и, наконец, ему показалось, что в одном многоэтажном доме из окна на первом этаже кто-то сказал по-польски. По-видимому, это были хозяева дома, который стал жертвой грабежа со стороны группы русских солдат. Солтык, ни минуты не раздумывая, спрыгнул на землю, передал коня подскочившему поляку из числа хозяев дома, и бросился вовнутрь. Позже он скажет, что этот необдуманный поступок он мог совершить только по причине того безмерного доверия, которое питали солдаты армии Наполеона в те часы к своему противнику.
Солтык оказался один среди трех десятков «московитских солдат», которые, оставив ружья у стен и разбив хранившиеся там бочки с водкой, усердно пили. Вместо того чтобы броситься к своим ружьям, солдаты, увидев эполеты Солтыка, сдернули свои фуражные шапки и вытянулись во фрунт. Солтык их разоружил и обратил в бегство. Так, по крайней мере, он рассказывал много лет спустя… [128]
После сей стычки с пьяными русскими солдатами Солтык возвратился к Дорогомиловской заставе, где находился император. Наполеон стоял слева от дороги; перед ним на дёрне была разложена огромная карта Москвы. Он расспрашивал людей, прибывавших из города. Одним из них и стал Солтык, сообщивший об опустевшей Москве и идущих там со стороны отставших русских солдат грабежах и пьянстве [129] .
128
Soltyk R. Op. cit. P. 268–269.
129
Ibid. P. 269–270. Солтык сетовал по поводу того, что его собственный рапорт нисколько не заинтересовал Наполеона, хотя, по мнению офицера, на основе его можно было бы убедиться в полной дезорганизации «московитской армии». «Как отличалось наше вступление в Москву от того, как мы вступали в Вену и Берлин!» — восклицает он.