1914
Шрифт:
Значит, убьют Фердинанда нашего. То есть не нашего, а австрийского. Сколько ему в этом году стукнет, восемьдесят четыре? Несчастный, несчастный Франц Иосиф, одинокий император! Старик, по правде сказать, этого не заслужил. Примите во внимание: сына Рудольфа он потерял во цвете лет, полного сил, жену Елизавету у него проткнули напильником, потом не стало его брата Яна Орта, а брата — мексиканского императора — в какой-то крепости поставили к стенке. А теперь на старости лет у него дядю подстрелили. Нужно железные нервы иметь. Он и не выдержит. Покарайте, скажет, убийцу.
— А кто же убийца? — выкрикнул my uncle Николай Николаевич.
— Убийца? Какой-нибудь
— Боснийский студент?
— Э, нет, my uncle, это было бы слишком просто, англичане играют тоньше. Это будет… это будет серб! Приехал, значит, из Белграда, из Белграда до Сараево ближе, чем из Москвы до Санкт-Петербурга, приехал — и убил Франца Фердинанда. И жену его, урожденную графиню Хотек, тоже убил. Понятно, что Франц Иосиф огорчился. То есть огорчится. Огорчится и прикажет расследовать это дело. На то Англия и рассчитывает. Начнется следствие, и оно покажет, что руководили студентом, организовали покушением из Белграда. И тогда Австрия объявит ультиматум. В котором потребует выдачи организатора покушения, и проведение расследования с участием австрийских шерлокхолмсов.
А Сербия ультиматум не выполнит. Потому что ниточки заговора потянутся далеко… И тогда Австрия пригрозит Сербии войной. А тогда Россия пригрозит войной Австрии, мол, не смей обижать наших братьев-славян. А тогда Германия заступится за Австрию, она-де в своем праве, желая наказать подлых убийц.
На этом я свою лекцию заканчиваю.
— А дальше? Что было дальше, — спросил Петя, муж ma tante Ольги.
— Не было, Петр Александрович, а будет. Речь ведь не о свершившемся, а о том, чему только предстоит свершиться. Что будет дальше, вы узнаете из нового графического романа барона А. ОТМА, который в скором времени увидит свет.
— А, так это выдумка, — сказал Петя, как мне показалось, с облегчением. — Mystification!
— Он самый, мистификасьён и есть, — согласился я, и переступил черту. Ту, что мелом проведена по полу. Показывая, что представление кончилось.
Мне поаплодировали, но как-то задумчиво. Рассчитывали на что-то забавное, а получилось совсем не забавно. Тревожно даже получилось. Убийство особы императорской крови — тема слишком болезненная, чтобы над ней смеяться. Для Романовых болезненна, да и не только для Романовых.
Только я ведь не смеялся.
Ничего, главное — они запомнили. Пусть сейчас все это представляется им не самой удачной выдумкой маленького мальчика, но в июне вспомнят, а в июле задумаются.
Но до июля далеко. Целый май без шести дней. Целый июнь. Время неторопливое.
Мы всей семьей — в Ливадии. «Штандарт» на рейде, а охраняют нас с моря крейсеры «Алмаз» и «Кагул». И миноносцы тоже. По вечерам «Штандарт» и конвой включают иллюминацию, выглядит красиво, и немного таинственно. Иногда мы живем на яхте, но чаще на твёрдой земле. Оно как-то привычнее — на твёрдой. Мне привычнее. Но Papa и Mama любят яхту. Романтика!
Если любят, то почему не отправятся в настоящее путешествие? Если не в кругосветное, положение не позволяет оставить страну без присмотра надолго, то хотя бы вокруг Европы? Или вот сейчас, когда «Штандарт» на рейде, взять бы, да и отправиться с неофициальным визитом в Турцию. Нормализация отношений, установление добрососедских связей. Мол, соседушки, не хватит ли? Четыре века воюем, пора сменить пластинку, строить мир.
Что тут идти до Стамбула, который пока Константинополь? Сутки неспешно. До Синопа и вообще за ночь можно добраться. Но Турция это не только Синоп и Стамбул, Турция сейчас это и Дамаск, и Бейрут, и Багдад, и Иерусалим! Есть что посмотреть! А можно и дальше, в Египет, который захватили коварные англичане! Пирамиды, гробницы, храмы! И в Грецию — Парфенон. И в Рим. Да много куда можно. Было бы желание. И был бы мир.
Но я же вижу: Papa воевать не хочет, но войны особенно не боится. Если Александр Первый победил Наполеона, если Александр Второй присоединил Туркестан, да и у Китая изрядный кус оттяпал, неплохо бы и ему, Николаю, второму своего имени, показать, что не зря российская армия хлеб ест. А то всё войной с Японией попрекают. Зря попрекают: Япония напала коварно, врасплох, мы-то добрые, великодушные, а они злые и подлые. Ну, и далеко она, Япония. И вообще, это было давно. Многое изменилось, многое изменили, Papa сам и менял, вложив в армию собственные силы, и государственные средства. Теперь армия наша в мире первая и по саблям, и по штыкам. А уж русский солдат — это лучший солдат на земле. За царя-батюшку и Россию-матушку жизнь отдаст с радостью, а было бы у него девять жизней — все девять бы отдал.
Да, он в самом деле так думает, Papa. Солдаты на смотрах и маршируют ладно, и приветствуют славно, и обмундированы блестяще, на смотрах-то. И винтовки у них на зависть всему миру, а теперь и пулеметы есть. Нам бы ещё лет пять поготовиться, тогда и вообще красота будет! Он со мной часто об армии говорит, учит, что армия царю первая опора! Всегда приветлив и с нижними чинами, и с офицерами, о генералах и не говорю. Дежурного за стол с собой сажает, если, конечно, обстановка позволяет. Я чай пью, и ты чай пей! С французской булкой и вологодским маслом!
Да только пустое это.
Ах, как я жалею, что мало знаю! Нет, я учился не плохо, даже хорошо учился, можно сказать, и отлично, но — всему понемножку. Серная кислота аш два эс о четыре. Угол падения равен углу отражения. Квадрат суммы двух чисел равен сумме их квадратов плюс их удвоенное произведение. История тоже представлялась в виде коротенькой экскурсии. Что по нынешним учебникам, что по старым, бабушкиным, советских времен. В этих учебниках о царе вскользь, о царской семье ещё меньше, а уж об окружении — родственниках, министрах, и прочем люде вообще почти никак. Ну, Столыпин разве что, так Столыпина давно убили. А Распутина убьют. Когда — не помню.
И о Первой Мировой в учебниках тоже скороговорочкой. Особенно в советских. Мол, никчемушный царь, бездарные царские генералы, и тэ дэ, и тэ пэ. Ну да, конечно. В чате был один, с ником «сомневающийся», он всё время вопросы задавал неудобные. Почему, к примеру, Ригу сдали только после свержения царя, а в сорок первом — на восьмой день войны? Как это так? Кто, по факту, никчемушный?
И потому я последние месяцы много читал. Чтобы понять, кто есть кто, и что есть что. До роли Англии как поджигателя грядущей войны, дошёл своим умом. Нет, конечно, там, в двадцать первом веке, это известно, ну, я так думаю. Из документов, из учёных трудов. Но я-то этого не знал. Не интересовался я историей. Где Первая Мировая, и где я, думал. Да даже и не думал. Я вообще о Первой Мировой знаю в основном по роману Гашека о бравом солдате Швейке. Для человека двадцать первого века этого достаточно, но для человека тысяча девятьсот четырнадцатого года, да ещё наследника престола — маловато.