1915 год. Апогей

Айрапетов Олег Рудольфович

Слабостью русского фронта по-прежнему было отсутствие в его тылу резерва, как, например, за линиями обороны 5-й и 10-й армий. Кроме того, стыки этих армий, а также Северного и Северно-Западного фронтов прикрывались кавалерийскими завесами импровизированных отрядов. Так, стык фронтов 10-й и 5-й армий был прикрыт отрядом генерал-лейтенанта М. С. Тюлина, состоящим из 1-й Кубанской казачьей дивизии, бригады 2-й Кубанской казачьей дивизии, Сибирской казачьей бригады, 54-го Донского казачьего полка, 496-го Вилькомирского пехотного полка и семи рот ополчения. Единственное подразделение пехоты было полком только по названию, так как состояло всего из 600 штыков. Что же касается дружин ополчения, то их ратники были плохо обучены, отличались низкой моралью и, будучи местными жителями, были склонны к дезертирству, особенно в случае опасности. Все это превращало стыки в особо опасные участки

русской обороны. Именно против них немцы и создавали ударные группировки. В результате против русской кавалерийской завесы в составе 82 эскадронов, 5,5 батальона, 42 орудий германцы сосредоточили 96 эскадронов, 72 батальона и около 400 орудий. Ставка пыталась укрепить завесу, отправив на помощь М. С. Тюлину 2,5 дивизии из Гвардейского корпуса и 4-ю кавалерийскую дивизию. Однако эти части опаздывали, а кроме того, и они понесли существенные потери в предшествующих боях. Немцы к тому же по-прежнему значительно превосходили русских по количеству боезапаса⁸. Накануне начала немецкого наступления даже при наличии полного комплекта в русских батареях для них был установлен лимит в два снаряда в день на орудие⁹.

Немецкое командование решило использовать образовавшийся между Двинском и Вильной, между Северным и Северо-Западным фронтами, разрыв величиной почти в 60 км¹⁰. М. В. Алексеев только 22 августа убедился, что правому флангу 10-й русской армии грозит опасность, так как до этого момента его внимание привлекал центральный участок фронта этой армии. Поэтому он счел необходимым перебросить в Виленский район Гвардейский, 5-й армейский и 2-й Кавказский корпуса. Но на это нужно было время, и 24 августа он приказал прикрыть фланг 10-й армии кавалерийским отрядом генерал-лейтенанта Н. Н. Казнакова, а еще через два дня – вывести из боевых линий 3-й армии 23-й армейский корпус в Барановичи и перебросить его затем на правый фланг 10-й армии генерала Е. А. Радкевича, подчиненной непосредственно Ставке, для образования особой группы войск¹¹.

Итак, предчувствуя возможное наступление противника, М. В. Алексеев усилил виленское направление шестью корпусами, снятыми из различных армий: 14, 26, 27, 5, 29-м армейскими и 4-м Сибирским, а в армию Е. А. Радкевича перебрасывались гвардия и 23-й армейский корпус¹². Однако эти силы так и не успели развернуться. Кроме того, часть этих соединений была серьезно ослаблена в предыдущих боях. 3 (16) сентября командовавший Западным фронтом генерал А. Е. Эверт сообщал М. В. Алексееву, что только 36-й корпус имеет в составе до 15 тыс. штыков, а 14-й корпус – 9 тыс., 27-й – 8 тыс., 4-й Сибирский – только 7 тыс. штыков. Особенно ослаблена была 1-я армия: 21, 35, 38-й ее корпуса имели всего по 2500 штыков, а 1-й армейский корпус – около 3500 штыков. Тем временем эта армия должна была удерживать к западу от Лиды фронт почти в 150 км, имея в составе чуть более 90 тыс. штыков¹³.

Все это затрудняло осуществление плана Ставки – создания мощного маневренного кулака под Молодечно в виде новой 2-й армии под командованием генерала В. В. Смирнова (войска старой 2-й армии были распределены между 1-й и 4-й армиями)¹⁴. Кроме того, генерал Н. В. Рузский, командовавший Северо-Западным фронтом, принял демонстрацию немцев на двинском и якобштадтском направлениях за чистую монету и слал в Ставку телеграммы, предупреждавшие о возможности отступления на левый берег Западной Двины, то есть оставления плацдармов¹⁵. В конце августа 1915 г. 27-й армейский корпус – резерв 1-й армии получил приказ выйти к Лиде, откуда по железной дороге его должны были перевезти в район Двинска в состав 5-й армии. Корпус имел слабый состав: всего одна пехотная дивизия и стрелковая бригада, два артиллерийских дивизиона и казачий полк. В момент подготовки немцами прорыва его эшелоны растянулись по железной дороге¹⁶. Усилить свенцянское направление с Северо-Западного фронта в такой ситуации было невозможно.

Стык фронтов – 60 км по-прежнему прикрывали два конных отряда генералов М. С. Тюлина и Н. Н. Казнакова. Для того чтобы каким-либо образом выиграть время, 8 сентября, за день до начала прорыва, М. В. Алексеев попытался ориентировать главнокомандующего Северо-Западным фронтом генерала А. Е. Эверта на более активные действия. Он указал на то, что германское наступление развивается исключительно вдоль дорог и что общая активность немецких войск значительно ослабла. А. Е. Эверту в связи с этим предлагалось

создать резервы на угрожаемых направлениях и ни в коем случае не допускать быстрого отхода 2-й и 4-й армий, который мог поставить под угрозу эвакуацию тылов и мораль войск, и без того находившуюся не в лучшем виде¹⁷.

Итак, пока русское командование предпринимало эти действия, немцы перешли во фронтальное наступление на Вильну в стык Западного и Северного фронтов, под Свенцянами. Это произошло 9 сентября, то есть через четыре дня после того, как Николай II стал Верховным главнокомандующим. Отряд генерала Н. Н. Казнакова начал отступать, а вслед за ним откатился в тыл и отряд М. С. Тюлина. 10 сентября прорыв шириной в 60 км состоялся. Германское командование бросило в брешь между русскими фронтами 6-й кавалерийский корпус, усиленный еще двумя кавалерийскими дивизиями. Пять немецких кавалерийских дивизий под командованием генерала Отто фон Гарнье (не более 7 тыс. сабель), одного из лучших немецких кавалеристов, двинулись в русский тыл. Огромное значение имело то, что в прорыв вместе с кавалерией пошла и батарея тяжелых 8-дюймовых мортир, действие которых весьма эффективно наводило панику на русские тылы¹⁸.

Пограничники и ополченцы, не имевшие ни пулеметов, ни обоза, ни средств связи не могли оказать серьезного сопротивления. 496-й пехотный полк, находившийся в отряде М. С. Тюлина, к моменту прорыва имел только 300 штыков. Обороняться было невозможно. «Весь наш фронт был заметно расстроен, – вспоминал казачий артиллерист, – там и сям пылали горящие деревни, и наша конница постепенно отходила в район Гедройце»¹⁹. На направлении движения немцев первоначально оказался всего один (!) этапный батальон Гвардейского корпуса (300 человек, вооруженных японскими винтовками с запасом по 60 патронов на ствол), отбившаяся неполная сотня 1-го Нерчинского полка забайкальских казаков (80 шашек) и несколько взводов разных ополченских частей (всего около 200 человек, вооруженных берданками, несколькими карабинами, частью безоружных)²⁰.

Параграф 422 немецкого «Устава для действий кавалерии» от 3 апреля 1909 г. гласил: «Численность не играет главной роли. Подвижность конницы и способности ее вождя могут удвоить ее могущество. Роль начальника заключается в том, чтобы нанести решительный удар в желаемый момент и в желаемом направлении. Громадный шаг к победе – подчинить противника своей воле и заставить принять на себя все невыгоды оборонительных действий»²¹. О. фон Гарнье поначалу так и действовал. Положение стало критическим. Кроме того, русское командование не сразу смогло правильно оценить масштабы прорыва. Первоначально силы противника оценивались Ставкой в 10 и даже в 12–13 кавалерийских дивизий, до 40 тыс. человек, включая и пехоту, которая якобы следовала за кавалерией на грузовиках²².

К счастью, в распоряжении О. фон Гарнье не было ничего подобного, иначе Северо-Западный фронт могла бы постичь судьба Белорусского военного округа в июне 1941 г. Тем не менее положение оставалось весьма серьезным. Утром 29 августа (12 сентября) к Ново-Свенцянам подошла немецкая разведка. Командир этапного батальона гвардейцев полковник С. И. Назимов, по собственному признанию, не имел ни малейшего представления о наступавших на него немцах, и их появление в 15–20 верстах от станции было для него совершенной неожиданностью²³.

С. И. Назимов получил приказ от командования Гвардейского корпуса удержать имевшимися у него силами Ново-Свенцяны²⁴. Следует признать, что его положение было очень тяжелым: на сводную команду, которую он имел в своем распоряжении, трудно было положиться, надежной информации о неприятеле не было, а провести разведку он не мог, так как казаки сослались на усталость конского состава. Позже удалось найти свежих лошадей, но обстановка от этого не изменилась к лучшему. Совершенно очевидно, что долго оборонять эту железнодорожную станцию при таком положении отряд не мог. Полковник начал эвакуацию в тыл госпиталей и этапного имущества, находившегося на станции. Днем основные силы германской кавалерии взяли русский отряд в полуохват, и вечером того же дня, после того как была закончена эвакуация (последний эшелон ушел в четыре часа дня под обстрелом противника), С. И. Назимов отвел свой импровизированный отряд. Информации о противнике, телефонной или телеграфной связи с командованием у него не было, запас патронов подходил к концу, пехота шла вдоль узкоколейной железной дороги, преследуемая огнем германской батареи²⁵.