1915 год. Апогей

Айрапетов Олег Рудольфович

5 (18) января 1914 г. русский поверенный в делах в Болгарии сообщал в МИД: «…здесь ни на минуту не расстались с мыслью о пересмотре Бухарестского договора… по крайней мере, об отнятии у греков некоторых вожделенных пунктов, как, например, Кавалы, Сереса и Драмы. Так как достижение этой цели возможно лишь при содействии Турции, то болгарское правительство со времени заключения мира с Портою постоянно прилагает все усилия к тому, чтобы войти с Оттоманскою империею в соглашение. Непосредственно после заключения мира генерал Савов вел переговоры в Константинополе с турецкими государственными людьми. Затем в ноябре помощник начальника болгарского Генерального штаба полковник Н. Жеков был отправлен со специальной миссией в Константинополь, где он по сие время находится. Кроме того, мне недавно передали, что болгары и турки не торопятся с окончательным определением границ в районе Демотика – Дедеагач. Строго говоря, граница, начертанная для этой области Константинопольским

миром, очень невыгодна для обеих сторон: для болгар Дедеагач без непрерывного железнодорожного пути в Старую Болгарию, а для турок Адрианополь без Дедеагача представляют исходные пункты, могущие послужить поводом к исправлению границы. Можно поэтому предположить, что болгары надеются на помощь Турции для захвата у греков Каваллы, Сереса и Драмы, после чего они вернули бы туркам Дедеагач и даже Гюмюльджину»⁴⁶. Предвоенный прогноз в целом был верным, и он не мог не вызывать опасений.

Уже в начале августа 1914 г. русское правительство сделало запрос относительно планов Фердинанда Кобурга. Получив информацию об этом 8 августа Р. Пуанкаре отметил: «Плохие новости из Софии. Россия запросила короля Фердинанда о намерениях Болгарии. Она сделала это довольно неуклюже, выступила не только с обещаниями, но также с угрозами. Разумеется, король не принял на себя никаких обязательств. Он сослался на свое правительство, с которым он однако обычно мало считается. В свою очередь, председатель Совета министров сослался на короля. Фердинанд и его соратники остаются верны себе. Их двуличие, несомненно, сулит нам сюрпризы»⁴⁷. Эти опасения были абсолютно оправданны. 30 июля (12 августа) болгарское правительство вручило русской миссии в Софии словесную ноту, которая гласила, «что Болгария намерена в течение и до конца настоящего европейского кризиса соблюдать самый строгий нейтралитет»⁴⁸.

Подобного рода заверения недорого стоили. Все зависело от расклада сил и возможных барышей при торговле между противоборствующими сторонами. В декабре 1914 г., сразу же после вступления Турции в войну, болгарские военные передали англичанам информацию о турецких силах, задействованных против Великобритании на египетском направлении. Особенную пикантность этому придавал тот факт, что утечка была организована помощником начальника Генерального штаба полковником Н. Жековым, который в начале того же года вел переговоры с турками о заключении союзной конвенции между Болгарией и Оттоманской империей⁴⁹. С началом войны София превратилась в центр, где плелись многочисленные политические интриги. Немцы в это время уже вели настоящую войну за симпатии болгарской политической элиты.

Кайзер не питал особенно теплых чувств по отношению к Фердинанду Болгарскому, а на Вильгельмштрассе перед началом войны его часто называли «этот пьяный король»⁵⁰. Франц-Иосиф также относился к этому монарху с большой неприязнью, во всяком случае, со времени вторичного крещения сына Фердинанда – наследного принца Бориса по православному обряду⁵¹. Впрочем, Фердинанд Кобург довольно быстро приобрел среди германских политиков популярность наиболее верного и надежного сторонника союза с Германией⁵². Эта аксиома стала очевидной не сразу, поначалу Фердинанд опасался слишком открыто проявлять свои симпатии и в любом случае не хотел больше рисковать. В первые дни войны он надеялся захватить Македонию в ходе локализованной австро-сербской войны, но в изменившихся обстоятельствах хотел выяснить позицию Румынии и Греции⁵³. Разумеется, на колебания Фердинанда непосредственное влияние оказал и ход военных действий.

В результате в первой половине сентября 1914 г. направленность болгарской политики вновь изменилась, по словам французского представителя в этой стране, в сторону «благоразумного нейтралитета». Французский посланник в Болгарии Г А. де Панафье перечислил причины этих изменений: русские победы в Галиции, выжидательная позиция Турции и неудача австро-германских действий в Бухаресте. Представляется, что французский дипломат был прав, когда поставил на первое место итоги Галицийской битвы. Хотя благоразумно-нейтрально официальная Болгария относилась скорее к Франции и Англии. Отношение к России в целом было враждебно-выжидательным. Общественное мнение страны разделилось примерно поровну. По свидетельству американского посла Ч. Вопички, значительная часть болгар опасалась, что в случае победы Австро-Венгрии над Сербией ее следующей жертвой может стать Болгария. Но в то же время те, кто ориентировался на правительство, «страстно желали триумфа Австрии»⁵⁴.

Правительство Фердинанда Кобурга стремилось рассчитаться за собственные ошибки с бывшими союзниками, прежде всего, разумеется, Сербией и Россией. И в Петрограде скоро почувствовали это. Суда экспедиции М. М. Веселкина подвергались обстрелам со

стороны болгарского берега. Что касается Белграда, то там точно знали, что у сербов были враги, не только стоявшие перед ними, но и в тылу. В обращении к Николаю II от 28 октября (10 ноября) 1914 г. принц Александр писал: «Сербия, совершенно истощенная предшествующими войнами, должна была вступить в нынешнюю войну с армией, терпящей недостаток во всем и имеющей на флангах турецкие, болгарские и албанские банды, которым она предпочла бы лишнюю австрийскую армию; и все же Австрии не удалось сломить энергию сопротивления Сербии, хотя она и употребила для этого большие силы, чем те, которые Германия направила против Бельгии»⁵⁵. Принц-регент имел основания для слов, сказанных им в отношении действовавших у него на флангах банд. Одной из баз для их проникновения в Македонию стала Болгария.

С началом войны Фердинанд Кобург вынужден был учитывать действие не только внешних, но и внутренних сил. Он не мог не учитывать и свой страх перед македонской партией, и необходимость движения по пути строительства Великой Болгарии. Вступление в войну было неизбежно. Оттокар фон Чернин, министр иностранных дел Австро-Венгрии, с 1913 г. занимавший пост посланника в Бухаресте, отмечал: «Каждому знатоку балканских отношений было ясно, что завершившие их (то есть Балканские войны. – А. О.) мирные договоры не привели ни к какому определенному результату и что бухарестский мир, так восторженно отпразднованный в Румынии в 1913 г., был в сущности мертворожденным… Надо было пожить на Балканах, чтобы оценить безграничную ненависть, царившую между отдельными национальностями»⁵⁶.

Еще 9 августа 1914 г. В. Радославов заявил, что его правительство не собирается «возбуждать беспорядки в Македонии», однако эти обещания были встречены с недоверием Н. Пашичем⁵⁷. Если верить послевоенным воспоминаниям В. Радославова, то именно Сербия сама искала конфликта с Болгарией, так как неизвестные лица проникали в Сербию и устраивали там провокации. Болгарское же правительство, со своей стороны, разоружило отряды турецко-македонских четников и изгнало из страны «сомнительных австро-венгерских и турецких агентов», которые пытались минировать русские пароходы, подвозившие по Дунаю запасы для Сербии⁵⁸. На самом деле для достижения своих целей болгарское правительство, конечно, использовало террористически-диверсионные отряды македонских комитаджей. Еще в 1914 г. на границе с Сербией были собраны около 8 тыс. вооруженных сторонников присоединения Македонии к Болгарии. В организации этих отрядов принимали участие офицеры болгарской регулярной армии⁵⁹.

Четники собирали информацию разведывательного характера для австро-венгерской военной разведки и, кроме того, совершали набеги на македонский участок железной дороги, соединявший Сербию с Салониками⁶⁰. Первая диверсия была организована ими 8 августа 1914 г., после чего нападения стали приобретать безостановочный характер⁶¹. Направленность болгарской политики не вызывала сомнений в России практически ни у кого, за исключением, пожалуй, кадетов. Транзит германского золота, оружия и военных специалистов в Турцию уже был достаточным тому свидетельством. Военный корреспондент «Утра России» в Сербии Верус (Валерий Язвицкий) в статье «Признательная Болгария», опубликованной 1 (14) сентября 1914 г., писал: «В доказательство своей искренности болгары тайно мобилизовали своих четников, и в тот момент, когда наша маленькая, но доблестная союзница Сербия билась со «швабами», истекая кровью, болгарские «революционеры» ворвались в Македонию. Только на днях эти защитники славянства взорвали железнодорожный мост по линии Гевгели – Велес. Братья-славяне идут на помощь, они помогают Австрии»⁶².

Охрана железной дороги в Македонии осуществлялась сербской армией по плану, разработанному еще 28 февраля 1911 г. Эту задачу выполняли части

третьего призыва, фактически ополчение, из расчета один батальон (четыре роты приблизительно по 250 человек) на 50–70 км железнодорожной линии в зависимости от конфигурации местности, в среднем 17 человек на 1 км. Фактически 4570 сербских солдат и офицеров были вытянуты в тонкую ниточку вдоль дороги, которая на нескольких участках проходила на расстоянии от 9 до 20 км от болгарской границы. Протяженность последней составляла 250 км, в то время как сербская пограничная стража – всего 1259 человек (шесть рот)⁶³. Таким образом, диверсанты могли наносить удары с территории Болгарии и возвращаться обратно. Участие официальной Софии в этих акциях было достаточно очевидно, однако правительство В. Радославова категорически отказывалось признать это. Уже 4 (17) октября 1914 г. Бюро печати в Софии официально опровергло заявления русской прессы о том, что Болгария нарушает нейтралитет, поддерживает четы в Македонии и прочее⁶⁴.