1917. Разложение армии
Шрифт:
Обязательства эти сводятся к следующему положению: русские армии обязуются не позже, как через три недели после начала наступления союзников, решительно атаковать противника. Уже пришлось сообщить, что вследствие организационных работ, расстройства транспорта и запасов, мы можем начать активные действия не ранее первых чисел мая.
Данные вашего письма говорят, что и этого измененного обязательства мы исполнить не можем. Без укомплектований начинать какую бы то ни было операцию обширного размера немыслимо. Придется высказать союзникам, что ранее июля они не могут на нас рассчитывать, объяснив то теми или другими благовидными предлогами.
Я это сделаю, но не могу взять на себя ответственности за те последствия, которые повлечет наше уклонение от выполнения принятых на себя обязательств. Мы находимся в столь большой зависимости от союзников,
Таким образом, сила обстоятельств приводит нас к выводу, что в ближайшие 4 месяца наши армии должны были бы сидеть покойно, не предпринимая решительной, широкого масштаба, операции.
Но на войне приходится считаться не только со своими желаниями, но и с волею противника. Если неприятель атакует нас, мы должны будем драться упорно, длительно, чтобы не допустить до одержания над нами успеха, который имел бы роковые последствия и для самой армии, и для России.
Вот это обстоятельство должно быть учтено правительством, каковы бы ни были «реальные условия современной обстановки».
Оборонительные бои сопряжены с большими жертвами людьми, потерею материальной части и расходом огнестрельных припасов. Без укомплектований, без прилива оружия, патронов и снарядов невозможно вести боя, который будет нам навязан неприятелем, помимо нашего желания.
Какие-то мероприятия нужны безотлагательно. Если запасные части развалились нравственно, то придется отобрать из них пока лучшие элементы и отправить в армию для образования при полках особых баталионов. Хотя общее настроение армии еще неопределенно, но близость к противнику, большее число офицеров создают более благоприятную атмосферу для нравственной и боевой подготовки укомплектований, чем в запасных полках внутренних округов.
Затем нужно энергичными мерами вернуть на службу многочисленный контингент людей, самовольно оставивших свои запасные полки и ушедших на родину или обратившихся в городах к «мирным» занятиям. Особенно необходимо отыскать растерянных новобранцев последнего призыва, так как это лучший боевой элемент, который еще можно спасти от развала и подготовить из него прочные укомплектования, передав его частью на фронты. Словом, необходимо обеспечить армию хотя бы несколькими стами тысяч пополнений, иначе мы разрушим наши кадры.
Особо острая нужда в обеспечении армии продовольствием. В дни нравственных потрясений вопрос питания приобретает особое значение. Хорошо накормленный солдат в этом видит заботу о нем свыше и более склонен слушать голос благоразумия, призывающий его к порядку, повиновению, к сохранению нравственной силы своей роты и полка. В настоящее время мы не выходим по части продовольствия из кризиса и живем изо дня в день.
Прошу принять уверение в совершенном уважении и преданности.
Мих. Алексеев.
12/III 1917 г., № 2188. Ставка. (В.-уч. Арх.; дело № 1237; л. 86–88.)
№ 35. Выдержки из докладов членов Государственной Думы Н.О. Янушкевича и Ф.Д. Филоненко
(Заслушаны Временным Комитетом Государственной Думы в заседании 13 марта 1917 г.)
Янушкевич. Получив предложение выехать на фронт, мы опасались, что нам придется увидеть там кое-что, что произведет на нас самое скверное впечатление, что мы увидим тяжелую картину. Но то, что нам пришлось увидеть, при приближении к фронту, с самого начала нашего путешествия, подействовало на нас совершенно обратным образом. Отъехав от Петрограда, мы заметили, что, как только стало известно о нашей поездке, на каждой станция стали собираться толпы народа и солдат, чтобы нас приветствовать. Перед Псковом, например, приветствовали нас, посылали привет государственной думе, председателю Государственной Думы, Временному Правительству и т. д.
Наконец, мы добрались до Пскова и отправились к генералу Рузскому, который сказал, что присутствие нас, депутатов, или кого-либо другого чрезвычайно необходимо. В настоящее время волна захватила Петроград и Россию, докатывается до фронта, и в некоторых местах возникают недоразумения в связи с приказом № 1 и в связи со всевозможными листками и воззваниями, которые проникают все-таки в армию. Между прочим, из разговора с генералом Рузским выяснилось, что
33
Ныне Резекне (Латвия). (Прим. ред.)
В Режице было несколько инцидентов, между прочим, был убит командир Сумского полка. Когда стали обезоруживать полицию и собираться на митинг, появилась отдельная вооруженная группа лиц, которая вела себя довольно беспокойно. Так как никто не знал, зачем они приехали, то был командирован Сумской полк. Между тем распространили слух, что последний пришел усмирять. Стали грозить тяжелой артиллерией, если он не скажет, зачем пришел. Солдаты присоединились, но недоразумение возникло с офицерами, которые резко отзывались о солдатах и о красных бантиках. В результате командир полка был убит. Говорят, что он сам застрелился. Версии неясные, дело чрезвычайно темное. Кроме того, в Режице был арестован председатель земской управы, очень непопулярный человек, скверно зарекомендовавший себя в продовольственном деле. Здесь была расправа за старое.
На собрании солдат и офицеров дебатировалась масса вопросов. Между прочим, у нас был в руках приказ Гучкова о вежливом обращении. Мы обратили внимание, насколько все эти вопросы затрагивают солдатскую массу. Когда мы прочли приказ, солдаты стали задавать вопросы относительно чести, розог и т. д., как Временное Правительство на это смотрит, что оно будет делать. Мы сказали, что оно все, вероятно, разъяснит в соответствующих приказах. Когда мы прочли приказ Гучкова, раздалось громовое «ура», но солдаты интересовались, почему о чести ничего не сказано. Надо сказать, что комендант Режицы отдание чести отменил сам, заявив в приказе по гарнизону, что это необязательно. На этом митинге мы давали объяснения на предъявляемые вопросы. Предводителем дворянства был поставлен вопрос относительно арестов, ему не давали говорить, но, когда мы призвали к порядку, все успокоились. Мы предложили самовольно арестов не производить, объясняя, что это самосуд и что таких арестованных нужно освободить.
Затем мы двинулись дальше к Двинску. Там тоже были самые невероятные овации по адресу государственной думы. Двое из нас остались в Двинске, а мы направились в Полоцк. Мы изумлялись: такой был царский прием. Царя, вероятно, так не принимали. Нас носили на руках, склоняли знамена – и все это по адресу государственной думы. Мы пришли к убеждению, что авторитет государственной думы в войсках и в населении огромный. Имя депутатов, представителей государственной думы, связывается с чем-то освободительным. Дальше тоже на каждой станции были овации. Тут уже выяснилось, что известное настроение существует; с одной стороны, этому способствовал приказ № 1, с другой стороны – неправильное истолкование событий. Некоторые офицеры, когда поступали эти приказы и известия о событиях, напр., об отречении, истолковывали их так, что возбуждали в солдатах к себе недоверие, напр., отречение императора истолковывалось как его добрая воля, что он хороший, и т. д. …