1919 (др. изд.)
Шрифт:
Лесорубы обратились к юристу и пришли к заключению, что в случае налета они имеют право защищать себя и помещение своего союза. Ничего на свете не боялся Поль Беньян.
Уэсли Эверест был отличным стрелком; в День перемирия он надел военную форму и набил карманы патронами. Уэсли Эверест был неважным оратором, на митинге в помещении союза в воскресенье накануне налета зашла речь о возможности суда Линча; Уэсли Эверест ходил по проходу между рядами в своем военном кителе и раздавал литературу; когда ребята заявили, что не допустят вторичного налета, он остановился,
В День перемирия было ветрено и холодно, туман наползал с Пьюджет-Саунда и сочился по темным сосновым ветвям и по ярким витринам города. На демонстрации Уоррен О.Гримм вел отряд Сентрейлии. Демобилизованные солдаты были в военной форме. Когда колонна демонстрантов прошла мимо помещения союза не останавливаясь, лесорубы, находившиеся внутри, облегченно вздохнули, но на обратном пути колонна остановилась у союза. Кто-то сунул палец в рот и свистнул. Кто-то крикнул:
– Вперед... Бей их, ребята!
Они ринулись в помещение союза. Трое проломили дверь. Кто-то выстрелил. Винтовки загремели на холмах за городом, отозвались у входа в зал.
Гримм и один бывший солдат были ранены.
Колонна разваливалась, но люди, вооруженные винтовками, построились вновь и взяли помещение союза приступом. В старом леднике они нашли двух-трех невооруженных людей, на площадке лестницы - мальчика в военной форме, поднявшего руки над головой.
Уэсли Эверест расстрелял полную обойму, бросил винтовку и побежал. Он пробился через толпу, запрудившую выход из зала, задержал ее револьвером, перепрыгнул через забор, побежал по аллее и скрылся в переулке. Толпа кинулась за ним. Преследователи бросили веревку, приготовленную для линчевания Бритта Смита, секретаря ИРМ. Уэсли Эверест отвлек толпу, и это спасло Бритта Смита от суда Линча.
Несколько раз останавливаясь и задерживая толпу выстрелами, Уэсли Эверест добежал до реки и стал переходить ее в брод. Зайдя по пояс, он остановился и обернулся.
Уэсли Эверест обернулся и со странной, тихой улыбкой поглядел на толпу. Он потерял шапку, и с его волос струились капли воды и пота. Толпа двинулась брать его.
– Стойте, - закричал он, - если среди вас есть полицейские, я дам себя арестовать.
Они ринулись на него. Он четыре раза выстрелил с бедра, потом револьвер дал осечку. Он еще раз взвел курок и, спокойно прицелившись, застрелил ближайшего из нападавших. Это был Дейл Хеббард, тоже бывший солдат, племянник одного из крупнейших лесопромышленников Сентрейлии.
Потом он отшвырнул револьвер и стал драться врукопашную. Толпа одолела его. Кто-то выбил ему зубы прикладом дробовика. Еще кто-то достал веревку, и его стали вешать. Какая-то женщина протолкалась к нему и сняла петлю с его шеи.
– У вас не хватает духа повесить человека днем, - сказал Уэсли Эверест.
Его отвели в тюрьму и бросили на пол камеры. Тем временем прочие лесорубы были подвергнуты пыткам.
Ночью в городе потух свет. Толпа разнесла тюремные ворота.
– Не стреляйте,
Уэсли Эверест встретил их стоя.
– Скажите ребятам, что я сделал все что мог, - шепнул он узникам соседних камер.
В закрытом автомобиле его повезли к мосту через реку Чихелис. Покуда Уэсли Эверест лежал на полу автомобиля, один сентрейлийский делец отрезал ему бритвой половые органы. Уэсли Эверест громко закричал от боли. Кто-то вспоминает, что через некоторое время он прошептал:
– Ради бога, люди, застрелите меня... не мучьте меня.
Потом его повесили при свете автомобильных фар на стропилах моста.
Следователю, производившему дознание, все это дело показалось забавнейшей шуткой.
Он донес, что Уэсли Эверест скрылся из тюрьмы, добежал до моста через реку Чихелис, надел себе на шею петлю и спрыгнул в воду, увидев, что веревка слишком коротка, он вскарабкался обратно на мост и укрепил на стропилах другую, более длинную, опять спрыгнул вниз, сломал себе шею и всадил в себя множество пуль.
Изуродованный труп уложили в ящик и зарыли.
Никто не знает, где зарыто тело Уэсли Эвереста, а те шесть лесорубов, которых поймали, погребены в тюремных стенах Уолла-Уолла.
РИЧАРД ЭЛСУЭРС СЕВЕДЖ
Зубцы и башенки на кровле Нотр-Дам казались в лучах вечернего солнца рыхлыми и рассыпчатыми, как сигарный пепел.
– Вы непременно должны остаться, Ричард, - говорила Элинор, расхаживая по комнате и собирая на поднос чайную посуду, чтобы отдать ее горничной...
– Я должна как-то позаботиться об Эвелин и ее муже, пока они не уедут... В конце концов, она одна из самых старых моих подруг... И я пригласила на вечер всех ее сумасшедших поклонников.
Длинная вереница больших подвод, груженных винными бочками, загрохотала по набережной. Дик, не отрываясь, глядел в серый пепел сумерек.
– Закройте окно, Ричард, пыль... Разумеется, я знаю, вам придется рано уйти, чтобы поспеть на беседу Джи Даблью с представителями прессы. Если бы не эта беседа, он бы, бедненький, тоже пришел ко мне, но вы ведь знаете, как он занят.
– Ну, у меня тоже не так уж много свободного времени... Но все-таки я останусь и принесу поздравления счастливой чете. На военной службе я совершенно разучился работать.
Он встал и пошел в глубь комнаты, чтобы закурить сигарету.
– Не стоит из-за этого огорчаться.
– Вы ведь тоже не танцуете от радости.
– По-моему, Эвелин сделала большую ошибку... Мы, американцы, невероятно легкомысленно относимся к браку.
У Дика сжалось горло. Он заметил, каким деревянным жестом он вставил себе в рот сигарету, затянулся дымом и выдохнул его. Взгляд Элинор был устремлен на его лицо, холодный и испытующий. Дик ничего не сказал, он старался только не менять выражения лица.
– Вы любили ту бедняжку, Ричард?
Дик покраснел и покачал головой.
– Послушайте, не надо прикидываться таким жестоким... Только очень молодые люди прикидываются жестокими.