Шрифт:
Глава 1
Пролог.
«От же дурак старый, семьдесят лет прожил, а ума так и не набрался. Ну вот что мне дома не сиделось? Сказать, что деньги нужны или жрать нечего, так нет. Нормально живу и всего мне хватает. Да и много ли старику надо. Так нет же, насмотрелся в этом проклятом интернете роликов про поисковиков и самому захотелось попробовать. Семьдесят лет, не молодой ведь, а все успокоиться не могу».
Я ругал себя последними словами, продираясь сквозь густые колючие кусты в поисках подходящего места для отправления естественных надобностей. А потому что нефиг в придорожных кафешках
С этой мыслью я заметил впереди пятачок открытого пространства, как будто специально созданного для той цели, к которой стремлюсь. Обрадованный, я даже двигаться начал шустрее и сам не заметил, как поцарапал руку о колючки терновника, да сильно так. Кровь прямо бодро закапала, и это самое обидное, потому что поранился я, уже добравшись до круглой, незаросшей и словно для меня подготовленной полянки.
Сунув по привычке пораненный палец в рот, чтобы обеззаразить ранку, я второй рукой начал расстегивать брюки, потому что терпеть не было никаких сил, сделал шаг к центру полянки и с облегчением присел, успев подумать: «всё-таки успел».
Интерлюдия
Неведомая сущность, парящая в пространстве, даже вздрогнула, когда пришёл отклик от ее алтаря в давно забытом человеческом мире. Кто-то из людей всё-таки вспомнил о старых богах, как в том мире называли такие сущности, и пролил на алтарь кровь.
Мало кто знает, что даже боги, живущие вечно, подвержены любопытству. Вот и эта сущность, несмотря на давние договоренности с себе подобными о том, что они избавят тот мир от божественного вмешательства, не удержалась и решила посмотреть на того, кто пролил кровь. Преодолевая плотную ткань мироздания, сущность даже начала придумывать, какой благодатью одарит вспомнившего о богах человека, и была в предвкушении.
Когда же она наконец частью своего сознания пробилась в эфир нужного мира, возмущению её не было предела.
Она настолько была разгневана, что ринулась в этот мир всем своим естеством с одной мыслью, которая от силы этой сущности словно материализовалась, и её услышали не только жители этого мира, но и другие боги.
— Гадить на мой алтарь? Накажууу! Я тебя научу уважать…
Несмотря на состояние, которое люди называют бешенством, сущность тем не менее разум не потеряла и в желании наказать человека посильнее сканировала его всеми доступными методами, вытаскивая из глубин его памяти самые потаенные мечты, желания и чаяния.
— Ага, читать любишь? Попаданцем мечтаешь стать? И фантазируешь много? Сейчас я тебе устрою перерождение по твоему вкусу. О, вот эта игра подойдёт, прям что надо. Будет для тебя русская рулетка. Она тебя научит, как…
Пока сущность готовила блуждающий канал, способный переносить душу по ветке миров, и размышляла, как организовать перерождение пожёстче, рядом с ней начали появляться другие ее коллеги, которые требовали прекратить все это безобразие и оставить этот мир в покое.
Понимая, что все может закончиться не начавшись (ведь объединившись, другие сущности могли выдернуть её из этого мира чуть ли не мгновенно), сущность оставила перерождение на волю случая и успела швырнуть душу в открытый канал. Возмущенные нарушением договоренностей коллеги этой озверевшей сущности не успели выкинуть её из этого мира до того, как она отправила душу
Конец интерлюдии
Не успел я нормально напрячься, чтобы сделать свои дела, как мир вздрогнул, и мне показалось само пространство заревело:
— Гадить на мой алтарь? Накажууу…
Все дальнейшее осталось в памяти лишь фрагментами.
Миг, и я бестелесным духом вишу над своим телом, которое превращается в прах. Ещё миг, и я лечу со страшной скоростью в непонятном нечто, похожем на квадратную трубу, сотканную из тумана. Мгновение, и меня, как половую тряпку об пол, впечатывает неизвестно куда.
Темнота, и ещё через миг обжигающая боль в пятой точке.
Сам не понял, как оказался на ногах, и увидел перед собой худого жилистого старика, в очередной раз замахивающегося хворостиной, и непроизвольно заорал
— Ты не охренел, сморчок сушеный?
Что было дальше, описать сложно.
Старик застыл с занесенной хворостиной и вытаращенными глазами, а я вообще выпал в осадок от своего писклявого голоса.
Старик с криком «Чтаа? Ах ты соплежуй мелкий!» стеганул хворостиной мне по заднице, я непроизвольно взвизгнул от жгучей боли и кинулся бежать с мыслью «ну его нафиг, этого неадеквата».
Убежать почему-то не получилось, удары сыпались один за другим, и что самое странное, я вдруг прям на ходу разревелся и из-за этого во что-то врезался, да так, что вырубился моментально.
Глава 1.
Бубнеж, доносившийся из-за стенки, заставил меня очнуться. В себя я пришёл с ощущением, будто проснулся после крепкого сна. Сначала сладко потянулся, вытянувшись в струну, и только тогда открыл глаза. Как открыл, так сразу же и закрыл, отчаянно тряся головой. Снова открыл, рассмотрел свои детские ручки и чуть не взвыл от лавины воспоминаний.
Довольно долго я в принципе не мог связно мыслить, а когда немного очухался, подумал: «да уж, о таких приключениях ни в одной книге не прочитаешь. Ты теперь, Дмитрий Николаевич, должен радоваться, что мечта сбылась, и ты стал самым что ни на есть настоящим попаданцем. Сука, нет это надо же было так подгадать с местом для туалета. Ох, и ревело же это нечто, нервничало как в последний раз. Жуть жуткая, иначе не скажешь».
Воспоминания о случившемся заставили лицо поневоле расплыться в улыбке, а потом меня реально пробило на хохот, да так, что я долго не мог успокоиться. Только и повторял про себя как мантру «Я теперь точно знаю, как стать попаданцем!» и старался смеяться в подушку, чтобы не переполошить обывателей.
Немного успокоившись, я почувствовал определённые позывы организма, как это бывает после сна, и хотел было соскочить с кровати, но тут же сам себя притормозил.
«Стоять, казбек, потерпишь. Сейчас главное — понять, кто, где, почему и в кого я попал. Поэтому придётся пока потерпеть и попробовать послушать, о чем там бубнят за стенкой».
Конечно, слышимость была аховая, но кое-что услышать получалось. Так, уже знакомый голос вредного старика, отхлеставшего меня хворостиной, я очень даже неплохо различал, а вот его собеседника, вернее собеседницу — нет.