1953 год. Смертельные игры
Шрифт:
Приложение: Заявление т. ТИМАШУК и электрокардиография товарища Жданова. В. Абакумов. 30 августа 1948 года».
Дата стоит внизу, под ней - подпись Сталина, свидетельствующая о том, что он получил документ. Еще ниже - большими буквами написана резолюция: «Д. В архив. Ст.»
И сразу же любимый вопрос - о подлинности данной бумаги. На первый взгляд она производит хорошее впечатление (по сравнению с обычным уровнем хрущевских фальшивок). На второй - менее хорошее. Абакумов имел обыкновение выражать свои мысли чрезвычайно четко, языком военного рапорта. Возьмем, для примера,
Док. 6.7. «При этом представляю рапорт сотрудника главного управления «СМЕРШ» подполковника Елисеева.
Тов. Елисеев доложил, что, будучи по делам службы в центральном аппарате Военно-Воздушных Сил, он встретил начальника Главного Управления Заказов ВВС генерал-лейтенанта инженерно-авиационной службы СЕЛЕЗНЕВА, который рассказал, что ему придется нести серьезную ответственность перед правительством за приемку недоброкачественных самолетов от авиационной промышленности» и т. д.
Таким образом, если бы это спецсообщение писал действительно Абакумов, он начал бы примерно так: «Тов. Тимашук сообщает, что 29 августа она была вызвана...» и т. д., а не с той невнятицы, с которой начата эта сопроводиловка.
Второе сомнение - более серьезное. Оно касается слова «товарищ». В документе использовано два варианта его написания - полностью по отношению к Жданову и сокращенно: «т.», когда речь заходит о Тимашук. Слово это разные люди сокращали по- разному. Абакумов употреблял сокращение «тов.» и применял только его, о ком бы ни шла речь. Ну, а прогибы спинного хребта (я имею в виду разные варианты написания для высокого начальства и для простых людей) ему и вовсе были не свойственны - тем более, что Сталин их категорически не приветствовал.
Есть еще и третье сомнение. Абакумов, как и любой другой начальник того времени, либо писал от руки, либо диктовал документы и потом отдавал их на машинку. Поэтому в ГБ бытовала такая практика: если шла речь о разведчиках, дипломатах, высокопоставленных людях и пр., то в тексте ставился пробел, который автор сообщения потом заполнял от руки. Здесь этого нет.
Так что приходится признать, что доверия данной бумаге мало.
И второй любимый вопрос: зачем было ее сочинять? Ради резолюции «В архив»? Может быть, и ради нее, родимой...
Гипотеза 1. Когда лепили антисталинскую версию «дела врачей», было очень удобно вытащить данную бумажку, как кролика из шляпы, и приготовить из него вот какое рагу: Сталин, мол, сначала не придал значения этой истории, а когда понадобилось начать кампанию против евреев и интеллигенции, вспомнил про нее, приказал найти письмо Тимашук и пустил его в ход. Потому-то и сделали хрущевские фальсификаторы эту сопроводиловку со «сталинской» пометкой «в архив». (Конец гипотезы.)
Впрочем, тут есть место и для второй причины. Давайте задумаемся не о том, что в данной бумаге есть, а о том, чего в ней нет. А нет в ней многого. Во-первых, первичной резолюции Сталина. То есть он мог, конечно, написать и «в архив» - но когда? 30 августа? Или, скажем, 15 сентября, после того как письмо пройдет все необходимые проверки?
Гипотеза 2. Что должен был сделать вождь,
И еще кое-чего нет в этом документе, а именно - предложений Абакумова или донесения о том, какие меры приняты по письму. Ну, там «ведется проверка» или «начато следствие». Министр госбезопасности - не мальчик-стажер, которому нужно подсказывать на каждом шагу, он сам отлично знает, как в подобных случаях поступать.
Гипотеза 3. Абакумов вполне мог успеть провести предварительную проверку. Для этого всего и надо-то было, что вызвать куратора Лечсанупра да какого-нибудь толкового врача для консультации. Можно было в час уложиться. А в том же спецсообщении доложить Сталину, например, следующее: что, по мнению МГБ, нет оснований подозревать медиков во вражеской работе, но надо проверить, как они относятся к своим обязанностям, нет ли там халатности. Согласитесь, для того, чтобы начинать «дело врачей», и такая сопроводиловка мало подходит. А если еще и со сталинским пожеланием «пугнуть халтурщиков»... (Конец гипотезы.)
Наконец, возможно, никакого спецсообщения вообще не существовало. Абакумов, учитывая чрезвычайную важность вопроса - ведь речь шла о возможном покушении на жизнь одного из первых лиц государства (министр ГБ не обязан был разбираться в тонких медицинских вопросах, но что такое «инфаркт» - знал наверняка), попросил Сталина принять его. В этом случае писать спецсообщение не было нужды - он доложил обо всем устно. И как потом хрущевцы станут доказывать причастность Сталина к «делу врачей»? Пришлось изворачиваться...
...Итак, десять из десяти, Абакумов получил от Сталина задание как следует проверить сигнал. Вернувшись к себе (или получив ответ), он вызвал куратора Лечсанупра и, для консультации, какого-нибудь надежного и доверенного врача - если не сделал этого раньше. Да и сам Сталин наверняка, прочитав письмо, как это было у него в обычае, снял трубку и приказал соединить его с каким-либо известным кардиологом (а может быть, для надежности, и не с одним). Врач сказал примерно то же самое, что объяснял нам несколькими страницами ранее Юрий Томсинский.
Кроме того, Сталин должен был (это простая логика, господа, так ведут себя в подобной ситуации все родственники и друзья пациентов) позаботиться об «альтернативном» обследовании больного. Тем более что к тому времени майор Белов успел рассказать об истории с «инфарктом» жене Жданова. Какова ее самая естественная реакция? Ну, то, что она поставила на уши весь санаторий - известно, а кроме? Естественно, позвонить Сталину. Мог узнать о врачебных разногласиях и сам больной. Как он должен был поступить? Учитывая характер Жданова, принялся всех успокаивать, тем более что после последнего приступа ему все равно был предписан строгий постельный режим.