1968. Год, который встряхнул мир
Шрифт:
Марта Петерсон заявила: «К нашему сожалению, мы также узнали, что общество испытывает буквально ненасытный интерес к теме секса в студенческом городке». Однако то было не простое любопытство. В прессе отразилось всеобщая точка зрения: «новому поколению» присуща «новая мораль». И к худу или к добру, но поведение молодежи свидетельствовало о наличии в обществе совершенно противоположных ценностей и моральных принципов, что принимало подчас весьма своеобразные формы. В одном из своих сочинений Эд Сандерс выражал уверенность: «через сорок лет все признают, что «Йиппи!» и те, кто в 1967—1968 годах участвовал в общей буче борьбы за мир, — важнейшая сила в культуре и политике за последние сто пятьдесят лет существования американской цивилизации». В то время изменчивость считалась основным свойством человеческого общества: иногда это вызывало панику, иногда —
Бойфренду Линды Леклер, кажется, не задали ни одного вопроса в ходе полемики. Сама Линда ушла из университета, после чего парочка присоединилась к коммуне. Бер, который, в отличие от нее, закончил обучение и получил диплом, впоследствии стал врачом-массажистом. В Бернарде смягчили правила: теперь, для того чтобы покинуть кампус, требовалось только разрешение родителей. Но осенью 1968 года студентки восстали даже против этого.
Существовала одна вещь, которая всегда интересовала Марка Радда, выросшего в обеспеченном пригороде в Нью-Джерси по соседству с бедным Ньюарком. Он часто спрашивал у родителей, почему они не остановили нацистов, когда те впервые пришли к власти. Несомненно, они могли попытаться хоть что-то сделать. Несмотря на свое постоянное ворчание по этому поводу, учась в средней школе, он не проявлял особой активности в вопросах политики. Он жил в благоустроенном Мейплву-де, куда его родители перебрались уже на склоне лет, после того как отец начал преуспевать на рынке недвижимости. Отец его был подполковником резерва, изменившим свою фамилию, напоминавшую еврейскую, на английский лад, чтобы уберечься от антисемитских проявлений в свой адрес на военной службе
Формирование у Марка Радда интереса к радикальной политике, как было и со многими людьми его возраста, не обошлось без журнала «Синг аут!», посвященного музыке фолк и песням протеста. Так он заинтересовался музыкой Ледбелли, Вуди Гатри и Пита Сигера. Ему нравилось учиться, причем немало книг он прочел по совету своей подружки — она разбиралась в политике и считалась интеллектуально развитой. Она даже была знакома с пасынком Герберта Маркузе Майклом Ньюманном, который позднее жил в одной комнате с Раддом во время учебы в колледже. Старший брат Ньюманна Томми был участником «группы единомышленников» «Ублюдки» из Ист-Вилледжа.
Радд никогда не занимался спортом. Много лет спустя он любил повторять, что его спортом был секс — чтение и занятия сексом с любимой девушкой, которая отправилась учиться в колледж Сары Лоренс. Радд хотел поступить в Чикагский университет, отличавшийся тем, что в нем были отменены спортивные занятия. В конечном итоге он выбрал Колумбийский университет, желая быть поближе к своей возлюбленной. Однако, как это часто бывает, оказавшись в колледже, оба завязали новые отношения.
Можно сказать, что, несмотря на консерватизм, присущий всем учебным заведениям, входившим в «Лигу плюща», Колумбийский университет оказался для Радда удачным выбором. Здесь, где возникло само выражение «разрыв между поколениями», Радд не был на хорошем счету у администрации, зато отношения со студентами складывались гораздо лучше. Подобно Радду большинство учащихся Колумбийского университета не выглядели атлетами. Радду рассказали, что университет поставил своеобразный рекорд: двенадцать лет подряд его футбольная команда проигрывала все матчи. В перерывах между матчами команда показывала специальные номера; один из них назывался «Ода диафрагме». Студенческих организаций было мало. Летом 1968 года Радд и его друзья арендовали помещение на 114-й улице на летний период и дали ему название «Сигма Дельта Сигма».
В 1965 году, когда Радд стал студентом колледжа, Эс-ди-эс отказалось
«Это стало социальным явлением, — вспоминал Радд. — Люди так жили. Субкультура давала возможность славно развлечься. Девочки, наркотики — вот и все. В те дни никто не думал о том, чтобы выйти на Уолл-стрит».
Жизнь Радда в Колумбийском университете переменилась. Он стал радикально настроенным сотрудником отделения Эс-ди-эс в своем кампусе, посещал дискуссии и митинги, сам стучался в двери и планировал акции протеста. «Мне нравилось говорить о революции, о том, как изменить мир, улучшить его. На собраниях обсуждались важные вещи, затем мы переходили к действиям. Наверное, за пять лет я посетил больше тысячи митингов. Впечатление было совсем иным, нежели от занятий. Сотрудникам Эс-ди-эс было очень многое известно. Они знали кучу всего о Вьетнаме, о революциях, направленных на свержение колониализма, о националистических течениях».
При этом для Радда особенно важным было то, что слово влекло за собой действие. «Я всегда ценил людей, которые могли читать, думать, дискутировать — и действовать. Можно сказать, это мой идеал интеллектуала», — рассказывал Радд в недавние годы. Он стал известен среди радикалов именно своим нетерпением, «вкусом» к действию, а его группу в Колумбийском университете сотрудники Эс-ди-эс прозвали «фракция акции». Побывав на Кубе, Радд привез с собой цитату из Хосе Марти, которую любил повторять Че: «Настало время топить печь, и только свет достоин того, чтобы его видеть».
Он вернулся с Кубы в марте, говоря его же словами, «охваченный революционной лихорадкой». Дюйм за дюймом стены его комнаты покрывались плакатами и портретами Че — курящего, улыбающегося, курящего и улыбающегося, размышляющего. В начале весны Радду предстоял визит к зубному врачу. Ожидая боли, он спрашивал себя: а как бы поступил Че?
Дела, которыми занималась «фракция акции» в Колумбийском университете, были абсолютно серьезными, хотя подчас они откалывали штуки, больше подходящие «Йиппи!», а не Эс-ди-эс. Может, причиной служило то, что активисты, чей возраст по большей части лишь приближался к двадцати, во многом оставались подростками. Вопреки мнению Радда, Эс-ди-эс проголосовало на собрании за то, чтобы принять участие во встрече с главой избирательной службы Нью-Йорка, чиновником с невероятным именем Полковник Экст, который должен был произнести речь в кампусе. Радд яростно возражал, считая, что для
Избирательной службы будет слишком большой честью, если ее представителю станут задавать вопросы. «Какое малодушие», — сокрушался он, решив действовать иначе.
В то время в Эс-ди-эс влились новые силы, как нельзя лучше соответствовавшие замыслам «фракции акции» Радда. К быстро растущей организации присоединились «Ублюдки» из Ист-Вилледжа. Второе условие, необходимое для выполнения плана Радда, состояло в том, что должен был отыскаться человек, который приблизился бы к полковнику, оставаясь неузнанным, — к началу весны 1968 года Радда и его товарищей многие хорошо знали. Слепая Фортуна привела к Радду радикала из Беркли. Радд вспомнил, что слышал, как его друг выражал сочувствие товарищу — возмутителю спокойствия, который очень много говорил о революции, о насилии, о значении Беркли как революционного центра для всех нынешних событий. Радд заручился его помощью.
Полковник должен был произнести речь в Графском зале, религиозном центре кампуса Колумбийского университета. «Сама его фуражка, казалось, выражала гордость, а под ней сияла красная рожа», — описывал Радд полковника. Внезапно со стороны задних рядов послышались звуки барабанов, какие используют загонщики, и флейт, игравших «Янки Дуди». В то время как слушатели обернулись и увидели «Ублюдков» из Ист-Вилледжа, длинноволосых, одетых как военный оркестр, с барабанами и флейтами (сами они назвали себя «Никербопперы»), никому не известный революционер из Беркли взбежал на сцену и запустил пирожок с кокосовым кремом прямо в красную рожу полковника Экста. Радд удрал вниз по Бродвею вместе с метателем, который так увлекся театральностью момента, что для маскировки повязал платок на лицо. Не придумав ничего лучшего, Радд спрятал его в квартире у своей возлюбленной, в туалете.