1968. Год, который встряхнул мир

Курлански Марк

Официальные гости на трибунах чувствовали себя неуютно. Болгарский посол пришел в ярость, когда увидел, что на транспаранте Македония, на которую претендовала Болгария, обозначена как принадлежащая Югославии. Толпа окружила Дубчека. Сотни людей хотели пожать руку своему высокому улыбчивому лидеру. Полиция вмешалась, чтобы вызволить его, и затем, вспомнив, как полицейские силы были использованы год назад, пражские партийные функционеры подошли к микрофону, извинились и объяснили, что Первого секретаря обступило слишком много граждан. Полиция не чинила насилий, и люди, кажется, проявили понимание. Но представители стран советского блока были шокированы происшедшим. Ночью демонстранты маршем прошли к польскому посольству, желая выразить протест против жестокого обращения с польскими студентами и антисемитской кампании, в ходе которой

евреев продолжали выдворять с их родины — Польши. Через двое суток последовали еще более активные протесты в адрес Польши. Затем Дубчек внезапно выехал в Москву.

Отсутствие объяснений этому породило серьезную тревогу в Чехословакии. Чехов не успокоило коммюнике Дубчека, который сообщал, что «у хороших друзей не принято прятаться за дипломатический этикет» и что Советы не скрывают своих сомнений в том, что «процесс демократизации в Чехословакии не является атакой на социализм». Видимо, Дубчек хотел сказать: у Советской власти есть определенные основания так думать. «Коммунистическая партия Чехословакии не раз предостерегала от подобных “крайностей”», — добавил он. Это заявление не успокоило граждан Чехословакии, а его поездка не придала должной уверенности советской стороне.

Нелегко было привлечь к себе внимание в мире 9 мая 1968 года. Колумбийский университет и Сорбонна были закрыты. Студенты на улицах Парижа строили баррикады. Бобби Кеннеди выиграл предварительные выборы в Индиане и обеспечил себе место среди претендентов на выдвижение своей кандидатуры на президентских выборах. В Париже начались мирные переговоры. Покупатели сметали с полок нужные и ненужные товары. Наряду со всем этим распространился слух о том, что советские войска концентрируются в Восточной Германии и Польше, нацеливаясь на границы Чехословакии. Журналисты, которые пытались проникнуть в приграничные районы для выяснения ситуации, задерживались польскими дорожными патрулями. За день до этого руководители социалистических стран Живков (Болгария), Ульбрихт (ГДР), Кадар (Венгрия) и Гомулка (Польша) встретились в Москве и выпустили совместное коммюнике о положении в Чехословакии, которое было весьма запутанным и уклончивым даже по коммунистическим меркам, поэтому трудно было выявить, какую мысль оно выражало. Надо ли было понимать дело так, что лидеры стран советского блока решили начать вторжение?

На следующий день чешское агентство новостей сообщило: речь идет о плановых учениях армий стран Варшавского Договора, о которых извещалось заранее. Нив самой Чехословакии, ни за ее пределами никто до конца не поверил этому объяснению, но по крайней мере кризис, как казалось, был преодолен — пока.

С приходом новой свободы в Чехословакии произошел всплеск в развитии культуры. Длинноволосая молодежь в голубых джинсах продавала программки выступлений джазовых и рок-групп и театральных постановок. В Праге, которая всегда была театральным городом, весной 1968 года работало двадцать два театра. Тэд Шульц с энтузиазмом писал в «Нью-Йорк тайме», что «Прага, в сущности, является городом, западным по духу, начиная со стиля и характера культурной жизни и кончая недавним увлечением свитерами с высоким воротом». Он отмечал, что не только артисты и интеллектуалы, но и чиновники из министерств и даже таксисты одевались в такие свитера самой различной расцветки.

Майская демонстрация 1968 г. в Праге.

Действительно, Прага, являвшая собой сплав славянской и немецкой культуры, всегда больше походила на города Западной, а не Центральной Европы. Это — город Кафки и Рильке, где немецкий был вторым языком. Это оставалось одним из главных отличий Праги от словацкой столицы Братиславы, которая представляла собой типичный центральноевропейский город, где не говорили по-немецки.

Ведущим джазовым клубом в Праге в ту весну была «Редута», расположенная вблизи от сквера Венцеслава. «Редута» была небольшим помещением, рассчитанным на сто человек, но куда приходило гораздо больше народу. Накануне эры Дубчека этот клуб приобрел известность благодаря первой чешской рок-груп-пе «Аккорд-клуб». Гавел, не раз посещавший его, писал: «Я не понимал этой музыки по-настоящему, но не требовалось особых умственных усилий, чтобы понимать: они играют и поют совершенно иначе, чем

при исполнении «Крыстынки» или «Прага — золотой корабль» — официальных хитов того времени». Шульц, побывавший здесь весной 1968 года, передавал, что музыканты играют вариации в духе Дэйва Брубека «с налетом босановы».

Среди театральных постановок того времени оказалась пьеса «Кто боится Франца Кафки?», впервые сыгранная в 1963 году, когда сочинения Кафки, прежде запрещенные как буржуазные, разрешили вновь. Название ее должно было вызвать в памяти пьесу Эдварда Олби «Кто боится Вирджинии Вулф?». Другим спектаклем была постановка долгое время запрещенного произведения Франтишека Лангера «Конный патруль» о борьбе чешских контрреволюционеров с большевиками в 1918 году. Еще одна постановка этой весны — «Последняя остановка» Иржи Секстра и И ржи Сухы, считавшихся лучшими драматургами ренессанса 1968 года. В этой пьесе говорилось о страхе, способном погубить реформы Дубчека и вернуть Чехословакию в состояние, в котором она пребывала до января 1968-го.

Большое воодушевление вызвал международный кинофестиваль на курорте Карловы-Вары, поскольку Каннский кинофестиваль был закрыт его устроителями Жаном Люком Годаром, Франсуа Трюффо, Клодом Лелушем, Луи Маллем и Романом Полански в знак симпатии к студентам и забастовщикам. Надеялись, что некоторые из фильмов Каннского фестиваля, включая «Я люблю тебя, я люблю тебя» Алена Рене, будут показаны в Карловых Варах. Когда в Каннах попытались показать «Я люблю тебя, я люблю тебя», вопреки воле Алена Рене, артист Жан Пьер Лё силой держал занавес закрытым, чтобы помешать демонстрации фильма. Лё играл главную роль в «Китаянке», фильме Годара о «новых левых». На фестивале в Карловых Варах были показаны также три чешские картины, которые не демонстрировались в Каннах, в том числе «Поезда, которых так ждут» Иржи Мензеля. Эта картина получила «Оскара» в 1968 году как лучший иностранный фильм.

Вацлава Гавела не было среди литераторов в Праге, потому что весной он находился в Нью-Йорке. Он стал одним из пятисот тысяч чехословацких граждан, выехавших за границу в 1968 году, поскольку впервые за много лет путешествия стали доступны каждому. Гавел, которому был тогда тридцать один год, шесть недель Пражской весны провел на организованном Джозефом Паппом Шекспировском фестивале в Ист-Вилледже, где был представлен на суд зрителей «Меморандум» — абсурдистская комедия о новом языке чиновников. Она сразу же снискала Гавелу признание в западном театральном мирё. «Тонкий замысел», «побуждает к размышлениям» — таковы были оценки в рецензии Клайва Барнса в «Нью-Йорк тайме». Пьеса была выдвинута на премию «Оби». Возможно, у Гавела сложилось такое яркое впечатление от демократии в Америке, какое она произвела лишь на Токвиля²⁴. Гавел часто посещал Филмор-Ист и другие учебные заведения Ист-Вилледжа и разговаривал с бунтовавшими студентами Колумбийского университета. Он вернулся в Чехословакию, везя с собой плакаты психоделических рок-групп.

С 30 июня по 10 июля был проведен референдум с целью выяснить, хочет ли народ продолжать придерживаться коммунистического порядка или желает вернуться к капитализму. Население Чехословакии ответило однозначно — 89% предпочли коммунизм. Только 5% высказались за капитализм. На вопрос о том, удовлетворительна ли деятельность нынешнего правительства, треть голосовавших, 33%, ответили положительно и 54% были удовлетворены правительством частично. Лишь 7% были настроены отрицательно. Дубчек, проводивший рискованную линию в отношении Москвы, руководил счастливой, полной веры в коммунизм страной.

Но Советы не были счастливы и к июлю имели три варианта решения сложившейся ситуации. Первый состоял в том, чтобы каким-либо образом заставить Дубчека проводить в жизнь советскую программу. По второму варианту те чехословацкие лидеры, которые сохраняли лояльность по отношению к Москве, должны снова взять верх в стране (число таковых руководство СССР, по-видимому, преувеличивало), иначе (по третьему варианту) Советы осуществят вторжение. Ввод войск был наименее привлекательным из этих трех вариантов. Потребовалось двенадцать лет немалых дипломатических усилий, чтобы Запад отрешился от враждебности, вызванной вторжением в 1956 году в Венгрию. Интервенцию в Чехословакию было бы куда труднее оправдать, поскольку Дубчек делал все возможное для демонстрации своей лояльности по отношению к Советскому Союзу.