1985
Шрифт:
56. Смит — о днях революции [83]
Я не спал уже четверо суток. Весь день и большую часть ночи я провожу на улицах. Я не чувствую усталости. Я не испытываю ни голода, ни жажды. Я не один.
Я иду по середине улицы, проталкиваясь сквозь толпу. Кто-то останавливает меня, обнимает, целует.
— Мы победили! — шепчет он мне в ухо. Я никогда не видел этого человека.
Я хлопаю кого-то по спине.
— Слыхал? Они смылись!
— Да, — отвечает он и протягивает мне бутылку виски. Он мой брат.
83
Кроме
Толпа похожа на пьяного слона, бьющего хоботом направо и налево.
— Да здравствует толпа! — кричит кто-то, и целый хор отвечает:
— Да здравствует толпа!
Появляются шахтеры в своих спецовках и с лампами. На плечах у родителей сидят дети, держа в руках воздушные шарики.
На бульваре Победы какой-то молодой человек под громкие аплодисменты срывает табличку с названием и прибивает к углу дома новую: "Бульвар Поражения". На следующий день все улицы, площади и учреждения, прежде носившие имя Победы, называются уже «Разгром», "Фиаско", «Хаос», "Разорение" или как-нибудь еще в этом роде.
На углу раздают вареные сосиски с томатным соусом. Тут же выстраивается очередь. Продавщица с мегафоном в руке успокаивает ее: "Всем хватит. Это подарок Лондону от флота". Хлеба нет, горчицы тоже. Но это не имеет значения: сегодня все и так вкусно.
Огромная толпа стоит перед заводом телекранов. Со двора доносится грохот и звон осколков. Там топорами рубят аппараты. Странно — на лице у них нет гнева, только удовольствие и детская радость. Кто-то бросает телекран в стену.
— Вот вам за ненависть, вот за физзарядку! — кричит он. Экран с жалобным звоном разлетается вдребезги.
На Пиккадилли-Серкус люди смотрят представление кукольного театра. Одна кукла изображает Старшего Брата, другая — Старшую Сестру. Он пытается трахнуть ее в зад, но ничего не получается.
— Не сердись, дорогая, — жалобно кряхтит диктатор, — из-за этих государственных дел я окончательно стал импотентом.
— Ничего, Старший Брат! — кричит ему кто-то из публики. — Вот придет Голдстейн, он ей вдует!
Дикий хохот.
На другой стороне площади пляшут шотландцы в своих национальных костюмах, которые до сих пор были запрещены. Зрители восхищаются их юбками, которые теперь, вероятно, войдут в моду по всей Англии. Грустные звуки волынки плывут в воздухе.
К Вестминстерскому аббатству движется необычная процессия. Это больные, вырвавшиеся на волю из Лондонского сумасшедшего дома. Они волокут с собой врачей и сестер в смирительных рубашках.
— Они были плохие христиане, — говорит бывший больной, — теперь их надо заново окрестить. И он начинает поливать их из ведра.
— Между прочим, позвольте представиться, — обращается он ко мне. — Я Эммануэль Голдстейн.
Школьники бегут за огромным грузовиком, груженным игрушечными пулеметами и самолетами — до сих
На одном из мостов через Темзу слепой нищий поет под гитару старую песню о Джо Хилле. Около него большой лист бумаги с надписью: "Милостыню не принимаю".
Бывший Гайд-парк превратился в место политических развлечений. Не меньше четырех ораторов говорят одновременно. Они не столько агитируют, сколько препираются друг с другом. Рабочий-мусульманин требует введения многоженства; длинноволосый юноша ратует за всеобщую безработицу и разрешение любых наркотиков. Но громче всех кричит сотрудник полиции мыслей, который весь в слезах занимается самокритикой.
— Я был слепым орудием тирании!
Толпа смеется.
— Иди домой, папаша, — говорит ему студент. — Напейся пьян и скажи спасибо, что тебе больше не нужно убивать людей.
В центре города камнями разбили витрину магазина внутренней партии. В витрине надпись: "Мы не грабители". На всякий случай здесь же стоит пост добровольной охраны.
День кончается. В городе темно — уличное освещение не работает. Перед зданием полиции мыслей сложен огромный костер из документов, выброшенных из окон. Рапорты тайных агентов, анонимные доносы, протоколы допросов согревают людей в этот прохладный осенний вечер. Позже, когда костер догорает, приносят еще дрова и — для растопки — годовые подшивки "Таймс".
А бумажным деньгам найдено более возвышенное применение. На площади Победы (теперь — площадь Конца Света) празднуется открытие первой в Лондоне общественной уборной длиной в шестьдесят метров. Дождавшимся своей очереди выдают вместо туалетной бумаги не имеющие ценности, но мягкие банкноты Океании.
Я не спал уже четверо суток. Я не хочу спать, пока идет эта революция. Как было бы здорово прожить вот так, без сна, за один прием всю жизнь! А потом пусть приходит сон, и не страшно, если с ним придет смерть.
57. Надписи, сделанные во время революции на стенах
Будь реалистом — требуй невозможного!
Студент
Не может быть свободным народ, угнетающий другие народы, — сказал Карл Маркс. Поэтому да здравствуют ирландцы!
Тайный католик
Боже мой! Вы, наверное, и за террористов?
Тайный священник англиканской Церкви
Во всем виноваты жиды!
Антисемит
Таких, как ты, вешать надо!
Гуманист
Мухаммед! Я хочу с тобой спать!
Бывшая активистка Молодежного антиполового союза
Восстановим капитализм!
Бывший социалист
Восстановим социализм!
Бывший капиталист
Джуди любит Томми,Томми любит Лиззи,Лиззи любит Джорджи,Джорджи любит Сьюзи.Почему любви не хватает на всех?