1991. Дивный сон. Рукопись, найденная в тюремной камере
Шрифт:
И вдруг Волька остановился:
– Стоп!
Все замерли.
– Тихо!
– Что такое?
– Тихо! Вроде, зовет!
– Кто? Кого?
– Ого! Нас. Всех. Хочет.
– И что?
– Пойдем!
– Да ты что, Воль?
– Струсил, Додик?
– Я? Нет, но… У меня же Ритуля.
– А ты, Серый?
– Без меня!
– Струсил?
– Думай, что хочешь, а я не пойду.
– Ну и дурак! Всех же зовет. Не слышите, что ли? Серега!
– Странно все это как-то… – пробормотал Давид и смущенно пожал плечами и вдруг решился: – А пойдем, будь что будет! Надо же когда-то и начинать…
Вольдемар и Давид побежали обратно к реке, а Серега остался стоять. Постоял, постоял – и тоже начал спускаться следом за уже бывшими одноклассниками…
4. ПЧЕЛА (СТРАСТИ ПО ЛЮБВИ)
В оконное стекло билась пчела: хотела – и не могла вырваться наружу. Я поймал ее за тонкие крылья и стал рассматривать, любуясь ее совершенством, уверенный, что пчела не сможет ужалить меня, – как вдруг ее неожиданно гибкое тело изогнулось, а высунувшееся жало скользнуло по коже. Пчела оказалась немного проворнее и немного опаснее, чем я предполагал. Я испугался и бросил пчелу в дальний угол. А потом вспомнил, что скоро буду ложиться спать, и понял, что она обязательно должна будет ужалить меня в темноте, – и я бросился на тщетные поиски.
Когда я окончательно уверился, что не смогу найти эту пчелу в таких сумерках, она сама выползла на свет, чтобы я еще раз мог полюбоваться ее опасной красотой. Я увидел ее – серую, маленькую, беззащитную – и торопливо наступил на нее башмаком. Пчела с хрустом умерла.
Я стоял и смотрел на темное пятнышко, оставшееся после пчелы, – и первые секунды радостно сознавал собственную безопасность. Еще было чуточку жалко погибшую – такую хрупкую и такую доверчивую. А потом сделалось непереносимо… Как в жизни… И я проснулся. Но сон перешел в явь.
Любовь удалилась.
Пришла беспокойная скука.
5. СУРОВАЯ ШКОЛА
В санчасти койки Сергея и сержанта Солдатова стояли рядом. Сергей не прослужил и 4-х месяцев, как попал сюда с сотрясением мозга и множественными ушибами. По официальной версии – свалился с крыши домика расчета боевого дежурства. Сержант Солдатов лежал с проникающим ранением грудной клетки, которое будто бы получил, когда налетел в темноте на острую арматурину. Все в части знали истинную причину этих двух травм и историю, им предшествующую, но традиционно
Молчали об этом и Сергей с сержантом Солдатовым, начавшие неожиданно и нелогично симпатизировать друг другу.
«Скорый дембель» Солдатов выразил восхищение отвагой «сынка», на что Сергей признался, что действовал глупо и исключительно от отчаяния и безвыходности ситуации: ведь все в полку знали Анатолия Солдатова как отпетого «урку» и бодаться с таким теленком не имели никакого желания. Сержант только усмехнулся на это, но подтверждать легенду о своем прошлом не стал. А вскоре и вовсе открылся – да с такой неожиданной стороны, что Сергей надолго потом задумается о природе человеческих поступков и их, порой, невероятной бессмысленности, роковой предопределенности и своей бредовой логике. Именно этой логике и не сумел до конца подчиниться в критической ситуации Анатолий Солдатов – за что и поплатился.
Он оказался талантливым актером, этот Солдатов. Фактически он им и был до армии: успешно закончил театральное училище и уже работал в театре. Повестки в армию ждал с ужасом, подкрепленным историями, которые рассказывали приходившие в отпуск из армии товарищи: об унижениях, оскорблениях и издевательствах. Решение созрело моментально, как только он переступил порог призывного пункта: надеть на себя чужую личину и прослужить под ней, как под Эгидой, принимая и отражая все возможные удары судьбы чужим образом, сохраняя себя в замороженном состоянии до (и для) лучших времен. Надежнее всего, по мнению Солдатова, для этой роли подходила маска приблатненного.
Так оно и пошло-поехало.
Анатолий убедительно вещал близким дружкам, что жизнь его до армии протекала бурным и мутным потоком, и только армия спасла от неминуемой тюрьмы. Рассказы о «гражданке» он подкреплял такими подробностями своей уголовно наказуемой деятельности, что сослуживцы, даже самые бедовые, недоверчиво пожимали плечами. Но Анатолий обещал в скором времени представить доказательства. Они и явились – в виде фотокарточек от корешей-земляков. На них бравые ребята в черных рубашках и брюках щеголяли обрезами, револьверами, черными штыками от трехлинеек и бликующими клинками сабель. Эти снимки произвели впечатление, и Толяна зауважали: не трепло!
Рядовой Солдатов беспрекословно выполнял самые дурацкие приказы и капризы командиров и начальников, направленные часто специально для унижения его человеческого достоинства – выполнял с рискованной ухмылкой.
Конец ознакомительного фрагмента.